XP / #11 / ali_baba

Необязательные, но сложные отношения людей редко прерываются. Они дают ощущение не телесной и духовной близости, а некоей валентности интересов, соединяя противоположности — необычно похожих и катастрофически разных людей. Школьная дружба один из таких феноменов. Олег проучился на любимом факе три года и решил все бросить. Основы программирования он изучил, мысль о бесполезности диплома усвоил, по дому соскучился и хотелось вернуться. Неожиданно, если не снегом, то хотя бы легким ветром удивления друзей и мамы.

Люся пришла в школу в шестом, пацанкой с короткой стрижкой, немного пугливой, но дерзкой, не лишенной какой-то природной непосредственной харизмы. Она имела свой угол не зрения, но понимания обычных вещей, что дарило ей некоторую внутреннюю подсознательную свободу от чужих авторитетов. Когда она появилась, они с Серегой были уже почти "не разлей": вместе с уроков, вместе в сквер напротив школы, втянуться по-взрослому, вместе — в игровой клуб. Как-то все так неожиданно сложилось, что пара вечеров за надуманной помощью по урокам сделала их друзьями, потом, подтянулся Серега.

Со временем угловатость и короткая стрижка ушли. Показалось, что у ящерки отвалился хвост. Она стала огненной порцией чистого соблазна на горках гормональных качелей. Отношения в этом возрасте редко доверяют глазам, чаще отвечают на глубинные подсознательные толчки. Судьба будит память рождения и кармический цикл. Любовью он легко снимает с человека стружку энергий, превращая обычную сопку в вулкан.

Период эмоций прошел бурно, но внешних почек не пустил. Дружба выдержала, только Серега стал чаще молчать и о чем-то своем думать, когда они вели пустые разговоры, обсуждая фильмы или школьные междусобойчики. Это молчание было из разряда оборонительного щита, настолько очевидного, что иногда шутки о воздыхании на время ссорили друзей. Учеба развела их по городам, и напряжение рассыпалось. Поступив в университет, Олег чувствовал себя чужаком в водовороте столичного бомонда. Комплекс провинциала помог не потерять себя в цифровом и событийном омуте. Он собрался и сконцентрировался на учебе.

По случаю ему удалось обзавестись неплохой экипировкой в виде ПК и побывавшего в руках малолетнего игрока нетбука. Когда опыт и теория стали мешать друг другу, он решил уйти с учебы. Фриланс давал такую возможность. Электронное общение с Сергеем было не частым. Но он не терял нити событий, связанной с общими знакомыми. О Люсе спрашивал вскользь, догадываясь, что вопросы вызывают настороженность. Стайка сумбурных писем от нее оборвалась через месяц. От Сергея он узнал, что она работает в колл-центре магазина.

Из личного, ему по секрету сообщили, что она стала еще эффектней и в сети ей удается больше, чем в магазине. Она ведет блог, небольшой, но интересный. И еще, она начала писать стихи. Последнее вызвало у Олега какой-то нервный тик и он вспомнил, что узнал из столичной тусовки пару лет тому назад. Знания, проверенные на некоторых знакомых, привели его в состояние шока. Наверное, так замирает врач перед необходимостью сообщить больному неприятные новости. Он вспоминал Люську, отгонял дурные мысли. Когда знание осело в болоте, он успокоился, но принял решение: никогда не перейдет с дружбы в ловушку любви. Он оценил удобство жизни без чужих глаз и советов. С этими мыслями он стоял на пороге дома, где за три года изменились только занавески на кухне, да ковер в прихожей.

Еще до отъезда, в десятом, у них с Люсей был период странной игры. Она была стервой, а он пытался обкатать ее характер. Они ссорились чаще обычного, но и мирились, потому что между ними не было обреченности любовной топи, а только дружеские обиды и такие же камбэки. Однажды Люся дала объявление в газету о продаже вещей и драгоценностей, нужны были деньги. Она увидела свой номер телефона в жирной черной рамке и рассмеялась:

— Траур по моей виртуальной свободе...

Тогда он не осознавал, что женской натуре дано гиблое качество предвидеть и облекать прозрения в неожиданные слова. Они шутили о длине виртуального поводка. Он не мог понять, что особенного было в объявлении, но подсознание дало отмашку опасности. Иногда они играли в поговорки. Это было что-то вроде писем с рисунками Льюиса Кэрола знакомой девочке. Потом из этого появится "Алиса в стране чудес", а автора обвинят в педофилии.

Однажды он не мог до нее дозвониться, не вытерпел, пришел домой. Она еще говорила по телефону. Это был стационарный кнопочный "Panasonic", который он дразнил польским слоником, разделив название бренда внесистемной "L" тонким синим маркером. Он подошел к ней, показал газету и заклеил веки скотчем. Так он просидел, пока она не положила трубку. Память о скотче осталась. Его ребус она не прочитала, пришлось помогать, изобразив пальцами жест, напоминающий хэштег. После расшифровки смысл "Век воли не видать" стал понятен и обиден. Резонанс сорвался мгновенно. Она сняла трубку слоника с зарядного устройства, вытащила батарейки, выдернула провода. Сдернув со стола, на котором стояла ее чашка с кофе, скатерть, взяла Олега за руку и потащила на улицу. Они дошли до дороги и она бросила скатерть. Дома на полу лежала разбитая чашка.

Олег редко забирался в прошлое. Возвращение домой выбросило его из уютной зоны любимой работы. Пришлось отвлекаться на быт. Встреча с Сергеем откладывалась. Ему нравилось медленно вписываться в ауру старой жизни. Не хотелось соединять столичные знания с возвращением. К вечеру он ждал Сергея. В маленькой комнате между двумя плазмами на столе статуэтка балерины из фарфора переливалась в подсветке новогодней заставки. Он поставил хранителя экрана напоминанием о старой доброй XP. Так листают старые книги и фотоальбомы. Балерина меняла выражение лица из-за смещения яркости, и казалось, что это световое шоу может сделать ее живой хотя бы в воображении. Он любил статуэтку, это была последняя вещь бабушки, дом которой ушел под снос.

Разговор не шел. Казалось, между друзьями не только стеклянная стена прошлого, но и дымовая завеса будущего. После второй жестянки пива интонации потеплели. По деталям Олег понял, что у друга на Люсю взгляд семейного человека, мечтающего о долгом уютном тепле. Подробности расстроили его, он понял, что столичные игры в доступность и глубину добрались до провинции. Для Олега этот повзрослевший и немного полноватый чудак был другом детства, а оттуда прошлое не изменишь. Он рассказал ему все, что знал о неожиданных переменах в личности близких. Реакции не последовало, но по лицу пробежала едва заметная молния испуга.

— Ты будешь любить куклу, делить ее со стихами и чужими, пробуя иллюзию того, что никому не принадлежит, — Олег вращал наполовину сточеный "koh-i-nor". Им он набрасывал эскизы идей в блокноте. Он бы с удовольствием поставил свою жизнь на какой-нибудь блокчейн, чтобы запереть ее и не мешать другу, который видел в нем столичного дельца, а не школьного товарища.
— Если дорожишь прошлым, забудь ее и дай свободу. Ту, которую она выбрала, а не свою. Еще есть время. Свадьба, такой же бытовой ритуал, как чистка картошки: можно накормить, а можно порезаться. Сдашь все назад, кольца распилишь, прошлое не переделать, поверь. Ну или подкаблучником в чужом гареме, — стеклопакет запотел, за окном стояла слякотная и ночами очень холодная осень. Олег нарисовал на окне сердечко, и изобразив жестом руки пистолет, выстрелил в него, положив балерину горизонтально. В комнате запахло полынью.

Букет белых лилий пах гнилью и прошлым. Он не любил ни цветы, ни резкие запахи. Конфетный минимум из "Сникерса", "Марса" и "МилкиВэя" таял в кармане толстовки. Теплая куртка — присланный подарок американского геймера, которому он донатил. На спине угадывались профили четырех мужчин, а между ними, если посмотреть расфокусированно, черный профиль танцующей в длинном платье с высокой прической женщины из прошлого века. Ветер продувал, но холодно не было.

Люся выглядела не столько счастливой, сколько раскованной и уставшей от какой-то только ей ведомой боли. Глаза не горели, не язвили прищуром, как раньше, а казались маленькими и суетливыми. Она обреченно взяла букет и пошла за вазой. Ни дешевых вскриков радости от встречи, ни лживых причитаний, о том, как здорово, что он вернулся, он не услышал. И он был ей благодарен за эту правду. Мутная вода в аквариуме и липкая чайная ложечка в кофе пазлами доказательств легли в тему вчерашнего разговора. Пока она была в другой комнате, он открыл шкаф и улыбнулся снегу на плечиках. Чернил хватило на платье и на постельное белье.

После второй чашки он сказал, что кофе сыт не будешь, провел по векам руками, посмотрел на скатерть и попросил яичницы. Люся бросила удивленный взгляд, но пошла на кухню. Пока она жарила, он взял ее айфон, где она показывала последние фотографии и начал фотографировать все красное: ковер на стене, коврик для мыши, танку с японской уткой-мандаринкой, подаренную Серегой, красные корочки стоявших на полке книг. Потом подошел к окну, посмотрел на вчерашнюю рану, сорвал бинт как скатерть, сфотографировал ее. Рядом с косметичкой лежал туб тонального крема "Балет" фабрики "Свобода". Тон 01 "Опал" обещал бархатистую, ровную кожу без глянца и с увлажнением.

Яичница подгорела, разговор не клеился. Люся оживала, лишь рассказывая о стихах и читателях. Той, дерзкой, умеющей обижать и прощать, больше не было. Уходя, он еще раз показал ей на скатерть и улыбнулся. Проходя через мост, Олег достал украденный айфон, разбил его о камень и утопил в реке. Бензином для зажигалок полил поручни мостика, бросил на лужицу зажженную спичку. Дома отформатировал диски ПК и ноутбука и лег спать. Когда проснулся, балерины на столе он не увидел. Он нашел ее через пару дней на дальней полке за собранием сочинений русской фантастики, которую таки и не прочел, скучая по отцу. В тот день он ослеп, но об этом знала только балерина. Главное словами не расскажешь, подумал он, устанавливая вместо XP "семерку".