Делетериом / #170 / DELETED

«Бессмертие ждет нас! Ухватись за этот век, чтобы отправиться с нами в вечность!» Бредовые заголовки всплыли в памяти именно сейчас, когда я стояла на пороге своей лаборатории. Белый хлопковый халат висел по правую руку. Я трепетно дорожила этим архаичным атрибутом ученой степени.

Был вечер после обычной смены в конторе генно-модифицированных домашних растений. В двухтысячные люди боялись ГМО, а сейчас за разноцветные кактусы с запахами фруктов охотно раскошеливались.

Когда-то я верила, что помогаю людям. Правда, это было давно. Помню, была создана медицинская программа «Твой шанс», когда любой желающий мог стать добровольцем в научных проектах. Молодые специалисты биоинженерии тренировались исправлять ошибки в ДНК, выправлять мутации, пересаживать органы.

Такие программы благотворно сказывались на здоровье населения. Уже вскоре не было ни одного органа или сосуда, которого мы не смогли бы пересадить. Или почти не было.

Новые веяния моды, возникшие с открытием уникальных возможностей видоизменения тел, повлекли за собой череду событий. Разгул человеческой фантазии озадачил правительства государств. Они ввели ограничения на операции, хотя пришлось пободаться с борцами за «свободу самовыражения». Судебные иски и разбирательства, поправки в законодательствах, митинги с красочными плакатами - этот мир обезумел, как тогда мне казалось.

Моя компания, продавая наши исследования в клиники, взлетела в доходах до небывалых высот. Но это были танцы на руинах человеческой психики и разума. Не поймите меня неправильно: когда человек имеет врожденные, приобретенные дефекты, – наши методики необходимы. Но если организм абсолютно здоров, но почему-то решил, что внешность его тривиальна, и пускается во все тяжкие, вживляя ушки, рожки и другие «прелестности»… Увольте! Не понимаю!

Надолго моего терпения не хватило, и я ушла. И правильно сделала, ведь вскоре наши конкуренты предложили человечеству гораздо более интересные вещи.

Новое место работы позволяло мне жить, не думая о высоких целях. Мои личные же исследования мало кого волновали, и я просто смирилась с этим сумасшедшим миром.

Сегодня захотелось прибраться в лаборатории. Ведь могу я быть человеком чуть более адекватным, чем те, кто с вшитым чипом управляет всем одной лишь мыслью.

С появлением новых возможностей кабинеты психологов стали нездорово популярны. Я сама с этим столкнулась. Несколько лет психологи и антидепрессанты вправляли мне мозги. Этого опыта хватило, чтобы отказаться от сомнительных достижений прогресса.

Бен смотрел на меня подслеповатыми глазками, когда я подошла к аквариуму. Над загадкой его генома мы ломали головы всем научным миром. Он жил нескромно долго и не старел. Его набору ДНК мы обязаны увеличением продолжительности жизни, созданием кожи с пониженной чувствительностью к боли, снижением генных мутаций. Снижением, но не искоренением таковых.

Бен – голый землекоп. Я начинала изучать его еще в студенчестве, когда он был совсем маленьким крысом. Я благодарна ему за свою жизнь. В прямом смысле. В своем геноме я проследила предрасположенность к раку груди и скорое начало разрушительного процесса. Неприятная болячка. К счастью, сейчас она уже воспринимается тривиально, как ОРВИ. Но пятнадцать лет назад я разложила пасьянс ДНК Бена и обнаружила способ исправить погрешности своей природы. При этом я была единственным добровольцем в эксперименте.

Лекарство, разработанное мной, было отнюдь не первым, далеко не идеальным и совсем не дешевым. Медицинское сообщество не рассматривало его всерьез. К тому же появились другие методики, которые оказались более доступными, нежели перепись генома взрослого человека в каждой клетке.

Однако же, свое маленькое чудо я получила.

- Екатерина Сергеевна, к вам пришла дочь, - раздался голос умного дома.
- Пускай заходит.
- Надеюсь, мои пирожные будут кстати, - насмешливо подковырнула меня с порога Олеся.
- А то! Давай, давай. Неси их сюда.

Я хотела было руками включить чайник, но моя продвинутая дочурка обогнала меня силой мысли.
- Сколько можно этим заниматься? - разглядывая творческий беспорядок, покачала головой она. – Ты же знаешь, что это уже никому не нужно.
Олеся запустила работу умного дома и без собственного участия расчистила нам поле для чаепития.
- Что значит - никому? Мне нужно, - возразила я. Присаживаясь, я с недоверием косилась на машинные руки, расставляющие нам чашки. Раньше таких роботов поставляли инвалидам, а потом это стало модным и для вполне себе полноценных Homo sapiens. Зря я поддалась на уговоры Олеси и завела себе этих монстров.

- Все давно пользуются роботами, а ты все веришь в органику.
- Вымирающий вид, еще скажи, - пошутила я. Олеся натянуто отреагировала на мою остроту.
- Слышала новости? Скоро открывается новый оцифровывающий центр «Земля 2». Объем его памяти в пять раз больше предыдущего. Говорят, у них самая передовая система исправления ошибок сознания. Представляешь?

Меня покоробило от ее больного оптимизма. Ведь она знала, как я отношусь к таким достижениям прогресса. Тем более – в исполнении конкурентов. Их ноу-хау шло вразрез со всеми представлениями о жизни и человечности. Да, их методы были радикальны и действенны.

Но, как у нас осталась последняя нерешенная задача, так и наших конкурентов она застала врасплох. Человек отчаянно делал свое тело долгоиграющим. Тело! Но не мозг!

Сколько бы мы ни продлевали свое физическое существование, основная наша «деталь» была недоступна для замены. Уймы исследований, попыток напечатать схожую структуру и имплантировать ее не давали однозначных результатов. Вмешательства приводили к сбоям в сознании. А сколько морально-этических нюансов поднималось обществом!

Старческое слабоумие и сумасшествие - вот к чему неминуемо приводила долгая жизнь. Мы пробовали исправлять ошибки вручную, тормозить необратимые процессы препаратами и усилиями психологов. Это помогало лишь отчасти, но не решало проблему. Сознание людей в конечном итоге все равно угасало. И оставалось бессмертное тело, без бессмертного разума.

А что наши конкуренты? Они перешли всякую грань, и это безумие устроило всех.

Оцифровывание. Инженеры научились переносить сознание человека на облако. Был человек, а стал один миллион гигабайт информации. Такая «личность», чтобы она не свихнулась, постоянно мониторилась системами «исправления ошибок сознания». То, с чем мы не справились в реальном мире, легко корректировалось в виртуальном.

И вопрос с перенаселением отпал. Бессмертие на просторах сети не влияло на плотность населения планеты. Только бы не отключили свет, шутила я. Но, пока над нами светило солнце, этот инцидент исключался сам собой.

Появились облака – «Земля 1» и новый проект - «Земля 2». Человеку на закате его долгой жизни предлагали оцифроваться и продолжить существовать виртуально.

Систему тестировали, решали этические и гуманистические вопросы. Проталкивали ее, устраивая пробные сеансы с погружением. И вскоре народ, не видящий другой альтернативы, стал соглашаться. Мир опомниться не успел, как переселение на облака стало обыденностью.

И вот тогда я ощутила себя проигравшей.

- Даже слушать про это извращение не хочу. Это удел глупцов и трусов. Уж лучше умереть.
- Мама! Что ты такое говоришь? Разве можно так думать!
- А что я такого особенного сказала? Назвала естественный процесс его естественным именем.
- Ты слишком категорична. Что плохого в том, чтобы продолжить жизнь в сети? Это ведь похоже на загробную жизнь из твоей религии.
- А я еще не успела побывать в загробной жизни, чтобы сравнить ее с виртуальной. Так что, начну, пожалуй, с первой.
- Ты говоришь страшные вещи, - с мокрыми глазами смотрела на меня Олеся. – Почему ты не хочешь понять?
- А что я должна понять? Хватит ходить вокруг да около. Я же вижу, ты не просто так пришла ко мне попить чай.

Олеся приумолкла и сжалась в виноватый комок. Она нерешительно открыла сумочку и положила передо мной рекламный буклет «Земля 2». Я критично всмотрелась в ее лицо.
- И что это?
- Это ваучер на пробное погружение.
- Вижу. Зачем он тебе?
- Это не мне. Свой я уже потратила.
От услышанного у меня ухнуло в груди, и брови подлетели чуть ли не до затылка.
- Хорошо. Это твой выбор. Я дала тебе жизнь, воспитала и вырастила. А как всем этим распорядиться, решай сама. Но что ты хочешь от меня?
- Может, ты тоже попробуешь?
- Исключено.
- Но почему? Это безопасно! Нужно только привыкнуть. К тому же, какая разница, после телесной смерти, где быть? А так мы всегда сможем видеться, быть вместе, общаться! Жить!
- Жить? – у меня нервно дернулась лицевая мышца. – Ты называешь это жизнью?
- Ну да. Там созданы все условия! Я легко построила наш дом, собрала в программе твою лабораторию! Ты можешь продолжать работу над исследованиями. Программа позволяет создавать очень сложные объекты. Так твое дело будет бессмертно и, возможно, ты решишь то, на что не хватило реального времени.
- То есть, ты предлагаешь мне стать их искусственным интеллектом? Ручными мозгами, которым периодически переписывают код, чтобы они окончательно не сбрендили? И ждать, пока эта перепись полностью камня на камне от настоящей меня не оставит?
- Нет, ты не права! «Земля 2» предоставила в открытом доступе результаты своих исследований, подтверждающих, что жизнь в облаке…

Я резко поднялась со стула и нависла над Олесей. Она притихла.
- Как ты можешь так легко сравнивать несравнимое? Жизнь, моя дорогая, гораздо сложнее набора программок на каком-то там облаке. Но как она трудна и порой невыносима, так же и прекрасна и непостижима. Иногда жизнь – это боль. Но пойми, если мы все еще способны ее чувствовать своими убогими человеческими рецепторами, мы знаем, что по-настоящему существуем. И пока я еще в своем теле и при своем разуме, я буду жить так. А этот виртуальный мирок пусть остается другим. Не хочу занимать в кибер-раю лишнее место.

Не знаю, правильно ли было вываливать на ее голову все мое негодование, но что сделано, то сделано. Больше тему вечной жизни мы не поднимали. Олеся была плодом современного мира, я же представляла собой пережиток прошлого. И, как мне казалось в тот момент, мое человеческое тело будет, наверное, последним в истории, естественно захороненным в саду института эволюции.