Эссе #97 / DELETED

МОИ СТАРИННЫЕ ДРУЗЬЯ
Я просыпаюсь от яркого солнца, заглянувшего в мое окно. Я люблю наблюдать, как оно медленно движется от комода к дивану, от дивана к двери. Комод этот старинный, наша семейная реликвия. От времени он потемнел, осунулся, словно стыдясь своей старости. Темноватые бордовые прожилки, украшавшие его, теперь затерялись, затерлись и видно их совсем редко, вот как сейчас, в лучах утреннего солнца. Да, по утрам он молодеет, хотя вряд ли замечает это. Почему я это знаю? Да потому, что только наступает вечер, комод начинает скрипеть, легонько потрескивая, словно старичок – жалуясь на свою старость. Его поверхность словно затягивается густым туманом, наполняясь густою темнотой, и даже свет ночника словно помогает ему спрятаться подальше в уголок. Но сейчас, утром, он словно просыпается ото сна, расправляя свой нехитрый узор. Кто знает, что хранил он в своих маленьких ящичках, что прятал за резными дверцами? Быть может, чьи-то робкие письма, янтарные ожерелья, драгоценные кольца, или маленькие кружевные батистовые платочки? Сейчас я стараюсь его не беспокоить по пустякам. Пусть хранить свои воспоминания, а я постараюсь хранить его.
Мой старенький комод очень дружен с креслом, и совсем не любит большой, модной вазы, притаившейся в углу. Она это знает, и пунцово заливается красным цветом, разбрасывая сверкающие блики по углам. Я тоже не сильно люблю ее, но она – часть моих воспоминаний, давно минувших событий, и я не решаюсь забыть их, как не решаюсь покинуть ее. Пусть...
А кресло? Оно тоже имеет свою давнюю и грустную историю. Порою оно визгливо поскрипывает своими пружинами, норовя избавиться от непрошеного гостя. Но так бывает лишь в очень холодные, осенние дни. Почему мое кресло не любит именно осень, для меня остается загадкой, но мы с ним дружим, уважая слабости друг друга. Зато уж зимними вечерами оно спасает меня, согревая в своих глубоких обьятиях. Как оказалось оно в моем уголку? На этот вопрос, пожалуй, не отвечу даже я сама. Или его передал по наследству мой дед, любитель посидеть у теплого очага, потягивая горячий узвар и заводя споры со своими односельчанами? Или моя пра-прабабушка, бывшая первой красавицей и завоевавшая не одно гордое сердце, решила когда-то приукрасить свой дом? А быть может, это именно его мой древний предок выиграл в карты у самого короля (о, это еще та история, впрочем, как и тысячи других, бережно передающихся по наследству. Кому я то передам их, таких таинственных и милых моему сердцу?). Так или иначе, оно прочно обосновалось здесь, в моей нехитрой комнатке, уютно прикорнув в уголке и уткнувшись, словно носом, в диван.
А диван, хоть и стар, но изящен и строен. Он любит простор и публику и совсем унывает, когда неделю за неделей к нам не заглядывает никто. Я сама люблю баловать его, ласково накрывая бархатным покрывалом. У него есть друг, который не любит меня, но обожает мой старенький диванчик (как хорошо, что они вместе так дружны!). У друга есть пушистый хвост, четыре лапы и сказочное имя – Чеширский. Он всегда приходит под вечер, грея озябшие лапы и поглядывая на все невидящими глазами. Чеширский тоже стар, болен и капризен. Он тоже, как и я, не любит зимних холодов, обожает холодное молоко и длинный махровый шарф, доставшийся ему по наследству от... но нет, это не наша история. Шарф всегда ночует под креслом, а Чеширский уходит. И я всегда начинаю бояться, а вдруг больше не увижу его. Но задерживать его не решаюсь – у него своя, полная неожиданностей, жизнь. Жизнь - какое таинственное слово. Такое же как вечность, время...
Да, время. Ведь в моей жизни есть еще часы. Большие напольные старинные часы. В обрамлении золота и малахита. Увиденные мною бесконечно давно в одной антикварной лавчонке и подаренные мне ... Кем? О, я не помню. Да кем же? Нет. Эту историю я не храню. Она не интересна мне. С легким сердцем забыла я о дарителе. Кем же он был, где жил, чем дышал?.. Нет, я вспоминать не буду. Но часы. Я люблю их, эти часы, и сейчас безжалостно считающие время. Наше время. Мое...
Сколько мы еще пробудем вместе, кто знает. Но мы будем рядом, пока кто-то из нас не состарится совсем. А потом. Что будет потом, загадывать я не решаюсь. Ведь это уже совсем другая история.