Размышления, навеянные предстоящей встречей с родными / #118 / galvich

«Бестолково все как-то, несвязно и неумно, хотя и жизненно», - в который раз подумала я, накрывая стол скатертью, - «Я их и не видела никогда, и вообще не знаю, да и, честно говоря, и знать не хочу. Родственники, будь они неладны. Троюродная сестра бабушки – это мне тогда кто? Тоже бабушка? Еще и сына с детьми с собой везет, это уж и вовсе ни к чему. Вот, когда бабушка была жива чего ж не приезжали? А мне они зачем нужны? Что я с ними буду делать? О чем говорить? Мы же знаем друг о друге только то, что мы есть, больше ничего».

Я ходила из кухни в столовую: «Поняла бы еще если б жила в Москве, а то такая же Тмутаракань, как и у них. Что смотреть-то у нас? Театр в городе – захудалый, река – так себе, из развлечений – кино в ДК и кино по субботам там же. Еще не хватает мне вечерних посиделок с родней, которая «седьмая вода на киселе». Начнутся старушечьи рассказы о былом, воспоминания о деревне, о молодости, о родственниках и о том, как раньше хорошо жилось. Мне и сейчас живется неплохо. Квартира есть, работа – тоже нормальная. Сын женится скоро. Чего еще надо? Повздыхать на пыльной могилке нашего кладбища о тех, кто ушел? Так они тоже жили без особых проблем, детей вырастили, внуков понянчить успели. Вон, на фотографии, какие все довольные!».

Я потянулась к рамочке с большой фотографией нашей семьи. «А как же я узнаю троюродную бабку? Не видела же никогда. Где-то есть бабушкин альбом, надо, пожалуй, найти», - размышляла я, доставая старый черный альбом из тумбочки. «Ну, и где же эта троюродная сестра? Хорошо, что бабушка подписывала все фотокарточки. Так, так, и где же эта сестра? Лиза – Лиза – Лизавета, что не шлешь ты мне привета», - промурлыкала я.

«И чего её на родню взглянуть потянуло? Ностальгирует старушка по родному краю. Сама же замуж выскочила за сибиряка или ещё кого подальше. Она? Точно она. Лиза Короткова, 18 лет. Какой год-то? 53-ий? Ого, а старушка-то бодренькая, годков поболе 80-ти, по голосу-то и не дашь ей столько лет. Где же эта Лизонька стоит? Неужели наша набережная? Вроде станцию краем видно. Столько лет прошло, а станция такая же, ни один шпиль не обвалился. Поезда давно у нас не ходят, а станция все стоит. Красиво строили, на века, чтоб уж и не переделывать. Надо будет туда сходить, там вроде лавочки все еще стоят. Смешно как одевались тогда: носочки, косыночка повязана, рукава «фонариками»», - улыбнулась я, разглядывая незнакомую мне девушку.

«Снова Лиза, уже 54-й год. На мосту стоит с парнем. Так это ж старый мост, тот который у омута. Конечно, омутом местечко назвали зря, нет там ямины, но глубина хорошая. Берега крутые, дерновиной проросли, не обвалишь, потому и вода в тех местах чистая, до дна почти метр, а даже камушки видно. Вечно там отдыхающие, никогда пусто не бывает. И вообще, река у нас чудная. Фотография черно-белая, а все же видно, как все берега черемухой заросли. И всегда небо такое высокое весной, прозрачное», - листая альбом, вспоминала я.

«А это уже бабушка в молодости. В парке? В нашем парке? Она же на нашем месте стоит, у дуба, где мне Сашка предложение делал. Ведь каждую годовщину свадьбы мы туда приходили. Ещё сердце он вырезал на дубе, а потом смолой замазывали. Интересно, а дуб, наверное, все еще живой. Вот, приедет родня, свожу их в парк, да и самой на дуб взглянуть надо бы. У фонтана посидим, он хоть и обваливается, но каждый год работает. И почему сама больше туда не хожу?», - я задумчиво посмотрела за окно. Там опять набежали тучки, все стало хмурым, ненастным.

«Опять осень, скоро заморозки. Успеть бы к старому омуту сводить родню, а-то потом только на тракторе можно будет проехать. Это же мой комбинат!», - старая фотокарточка выпала из альбома. «Целлюлозка ещё старая, в музее комбинатовском такая же карточка висит. Получается, что династия у нас? Бабушка, мама, мы с Сашкой, Ванята с Женей – все на комбинате работали. А Костик сейчас там же на обойке машинистом. Надо родне рассказать, пусть знают. Опять Лиза. На Стрелке? Вот какое раздолье! Пароходик что ли? Совсем игрушечным выглядит. Ну, со Стрелки все пароходы будут маленькими казаться. Высота-то там ого-го! Молодыми часто туда ходили, одни или с компанией. Костры жгли, песни под гитару пели. Никто из знакомых не верил, что там раньше казаки уральские останавливались, а мне еще отец рассказывал, а ему – дед. Почему бы и нет, там место открытое, просто так не подберешься. Это сейчас там шиповником все заросло, а раньше только утес меж двух рек был, да камень на вершине», - я опять задумалась. Память услужливо подсказывала, куда еще можно бы сходить с гостями, что такого замечательного можно показать в нашей глухомани.

« В конце концов, бабка же на родину едет, пусть сама и выбирает, что хочет повидать! Ля-ля-ля, телефон, телефон. Это же телефон звонит! Расселась, это ж они приехали! Зараза, ничего не успела. Да, что это я, поезд же вечером только придет, и в город. Пока ещё доберутся к нам. Да, да, я. Слушаю. Да, да. Как … умерла? Когда? В поезде? Сегодня? Почему? Что я говорю-то. Да, да, конечно приеду, мы же родные люди. Да, да, я поняла. Доберусь сама, не надо встречать», - я положила трубку и присела на табурет.