Меня создал Изюм / #2 / irina-jakuschenko

Меня создал Изюм

Мелькали в жизни города, квартиры, мужья, профессии… Приходили – и уходили, отгрызая напоследок кусочек души… Вот так и стала одна душа изгрызенной, заболела она унынием и одиночеством. Пятнадцать лет моталась эта душа по свету – и потянуло ее ДОМОЙ, в крошечный то ли городок, то ли поселок с узенькой мелководной речушкой и замусоренными улицами, по которым и люди-то нечасто ходят, все больше собаки беспризорные рыщут… Патриотизм, говорят, смешное слово. Все мы по-своему апатриды без роду-племени. Ищем чего-то, суетимся-маемся, и – без толку: ну несчастливые, хоть убей! Вот с такими мыслями возвращаешься на «историческую родину». Жизнь опротивела.

Господи, как же мне, оказывается, тебя не хватало, родной! Слово-то какое сочное – Изюм. Улицы, - сплошная бесшабашная зелень, - стекают с холма к лесу и струятся дальше, к ленточке-речке. Красотища! И дымные серые мегаполисы остались в далеком, ненужном и пустом прошлом, и исчез из памяти их надрывный круглосуточный рев – и душа захотела жить.

Поднимаешься на холм, местными жителями гордо именуемый горой Кремянец, смотришь на скифских баб с распухшими животами – и понимаешь: жизнь – вот она, в этих непропорциональных, уродливых животах. Она притаилась в них много столетий назад, когда неведомый полудикий скульптор срезал с камня лишние куски, освобождая их, матерей человечества, богинь. Молился, наверное, своим, теперь уже забытым, богам, трепетал, открывая женские силуэты, закрепощенные в каменных глыбах, терпел, работал и ждал той минуты, когда бесстрастные лица посмотрят на свет.

Жизнь – вот она: в пещерах, выдолбленных в склоне Кремянца старцами-отшельниками, неизвестно почему считавшимися святыми. Она не ушла, только замерла, думая, что на мгновение. Беззвучно ее пульс бьется в символах, выцарапанных кем-то из затворников на стенах. Уже скелет этого старца в пыль истлел, а вот поди ж ты, живет его безымянное творение на стене, веками несет непрочитанное послание на мягкой горной породе. Живет!

Сам холм, если бы только мог, рассказал бы многое о любви в его густой траве; о радости играющих здесь же детей; о давно высохшей, впитавшейся в его сухую землю крови половцев и русичей; о веренице страждущих, издревле тянувшейся к нему за исцелением; о ежегодных праздничных фейерверках и салютах; о мрачных недавних преступлениях, совершавшихся здесь в ночной темноте... Если бы он только смог, он обязательно повторил бы слова истосковавшегося по отчизне князя Игоря, нетерпеливо пытавшегося заглянуть за его вершину, увидеть Русскую землю и в этой надежде повторявшего, как заклинание: «…за шеломянем еси!» Дышит древними и вчерашними тайнами шеломянь Кремянец, сберегает их от чужих глаз – живет!

Спускаешься с горы через луга и хвойник к речке, всматриваешься в муть, поднятую течением со дна, и ощущаешь ее молчаливую жизнь каждой клеточкой тела. Каким-то внутренним слухом, еще не открытым учеными-физиологами, слышишь игру мальков и дрожание мелких водорослей, дыхание серой лягушки и деловитое ползание улиток по дну. Все вокруг – жизнь.

Живет этот крошечный клочок земли – Изюм, радуется своей незатейливой жизни и… принимает меня, блудную. Вливается в обглоданную душу, растворяет застарелое въевшееся одиночество, запускает в сердце несоразмерно громадные ласковые руки и обнимает всю мою сущность. И понимаю: вот мой «бел-горюч» Алатырь, жизнь дарующий, грехи прощающий. Из него я рождена и выросла, в него уйдет моя душа после телесной жизни – и продолжит жить. Я останусь здесь. Прошлое – в прошлом. Мои тело, разум и дух создал Изюм. Я вернулась ДОМОЙ и обрела ЖИЗНЬ.