Мир в подвале / #99 / DELETED

- Лида, вчера у твоего папы был последний день вахты, поэтому встречай.

Получив сообщение, я, заспанная и лохматая, в застиранной пижаме и стоптанных тапочках, потопала на кухню. Наш одноэтажный частный дом был старый, даже ветхий, и стоял на окраине. За окном лил ледяной дождь, где-то рядом по трассе неслись машины, вдалеке, в черте города, подпирали свинцовое небо грязно-серые высотки.

Съежившись от этого унылого зрелища из окна, я быстро заварила себе чай и направилась к неприметной тёмной двери в самой дальней части дома. Ключ от замка всегда болтался у меня на шее, и мне в который раз пришлось напомнить себе, что пора бы смазать и замок, и дверные петли. Дверь протяжно застонала, открыв лишь половину прохода и обнажив старую деревянную лестницу, ведущую в кромешную темноту.

Я оставила тапочки перед дверью, покрепче сжала ручку чашки с горячим чаем, наступила на холодную деревянную половицу лестницы и с очередным протяжным скрипом закрыла за собой дверь. Меня окутала темнота, но это совершенно не мешало мне спускаться всё ниже и ниже по привычному пути. Лестница слегка поскрипывала под ногами, дерево холодило кожу, а из чашки, наоборот, поднимался тёплый пар, который я ощущала подбородком. Шаг – скрип, шаг – скрип. Шаг… Тишина.

Ногой я ощутила не очередную ледяную деревянную ступеньку, а чуть прохладную бархатистость камня, словно отполированного морем. Он был широким, но чуть пружинил подо мной. Я не сбавила темп, продолжая шагать, как и раньше, но теперь покачиваясь на камнях, которые словно висели в воздухе. Честно говоря, они и висели, широкие каменные ступени, парили в темноте и вели вниз, слегка поворачивая то влево, то вправо. Перил не было, но и упасть с этой лестницы мне никогда не удавалось: я всегда приземлялась всё на тот же мерно покачивающийся камень, словно ступени не имели границ.

На этот раз устраивать эксперименты с горячим чаем в руках я не собиралась. Пройдя ещё пару ступеней, я напряглась: переход из кромешной тьмы в яркое пятно света всегда заставал меня врасплох. В этот раз ничего не изменилось: свет резко ударил по глазам, я зажмурилась и какое-то время стояла на месте. Когда глаза привыкли к новой яркой реальности, я спрыгнула на землю с последней ступеньки (она всегда оставалась скрытой во тьме, сколько бы я ни приглядывалась, чтобы оценить её размеры) на траву.

Пошевелив пальцами ног, ощутила, как травинки пощекотали их в ответ. Передо мной было огромное пространство, чем-то напоминающее леваду. Вдалеке виднелась кромка леса, над которой возвышались три исполинских дерева без крон. Через центр их стволов ввысь били лучи света, ярче солнечного, поэтому долго смотреть на них было невозможно. Именно эти исполины подсвечивали всё пространство, на которое хватало взгляда. «Высью» можно было считать клубок постоянно движущегося пара, висящий над лесом и тоненькой речушкой по правую руку от меня.

Отхлебнув чай, я подошла к барьеру, который разделял леваду от основания лестницы. Сам по себе он был невидим глазу обычного человека, хотя в такой предосторожности не было особого смысла: простой обыватель, даже спустившись по лестнице, увидел бы перед собой старый-престарый подвал с кучей хлама да пару полок с банками, в которых бабушкины огурчики давно превратились в неаппетитное месиво.

Но правила есть правила. Передо мной приветливо блеснули лиловые искорки. После того, как я переступила границу, они вновь полыхнули у меня за спиной, - барьер закрылся. По левую руку вдоль левады тянулись длинными сплошными рядами широкие денники. У каждого были свои массивные ворота, а кое-где - малюсенькие окошки с таким же невидимым барьером, как тот, что остался за моей спиной. Мне было известно, что видимый глазом размер денников не идёт ни в какое сравнение с тем, как они выглядят на самом деле: внутри одного открывался вид на запорошенные снегом горные вершины; в другом – чёрная, в рытвинах и ямах, земля под алым небом. Где-то вид был вполне земной – березки, поле, цветочки луговые, - а где-то настолько необычным и пугающим, что у человека не найдётся слов, чтобы описать увиденное.

Прихлёбывая чай, я прошлась вдоль нескольких денников, откуда доносилось то сопение, то треск, то писк, то нечто, похожее на улюлюканье. Остановившись напротив очередных ворот с маленьким окошком, я тихонько посвистела. Какое-то время ничего не происходило, только из соседнего денника доносилось обиженное сопение. Я посвистела снова, и в окошке резко появился глаз. Он был намного больше оконного проёма. Та часть глаза, которую люди привыкли называть белком, постоянно двигалась и цветом напоминала мне море в грозу. В его глубине постоянно вспыхивали искорки. «Зрачок» двигался сам по себе и постоянно менял форму: круг, овал, эллипс, ромб, прямоугольник. Он был то лимонно-жёлтым, то кроваво-красным, то напоминал бирюзу, то топазы из шкатулки для украшений моей мамы. Я подняла руку и помахала. Глаз следил за мной, неустанно меняя цвета и формы зрачка. Я кивнула и продолжила свой путь, вежливо помахав и соседнему деннику, обиженное сопение из которого стало только громче.

В паре метров от меня в траве сидел человек. Именно он прислал мне сообщение утром. Связист отряда, который первый прибыл к барьеру и дожидался остальной группы. Он сидел ко мне спиной, глядя куда-то в направлении леса, но приветственно помахал рукой при моём приближении. Встав рядом с ним, я посмотрела на его спокойное, немного уставшее лицо, и вежливо поздоровалась:

- Доброе утро, Павел Евгеньевич. Кого в этот раз выпускать будут?

- Пчёл, - ответил он. – Ты же знаешь, своих скоро совсем загубим. А без них куда?.. Мы пару месяцев потратили на поиски нового вида, который есть в этом мире, но не в вашем. Выпустят то ли в Африке, то ли на Ближнем Востоке. Потом люди их обнаружат, назовут как-нибудь витиевато, кому-то за них премию дадут… Лишь бы помогло, а то много людей пострадает. Жалко.

Затем он напрягся. Я оторвалась от чая. На окраине левады около леса показался отряд людей. Лататели. Когда на нашей планете исчезало что-то критически важное, будь то насекомое, растение или животное, они заменяли это альтернативой из другого мира. Земные учёные привыкли считать такие «подмены» мутациями или ранее неизученными видами. За последние годы профессия моего отца становилась всё более востребованной. Поймав себя на этой мысли, я вздохнула, потом поставила пустую чашку рядом с Павлом Евгеньевичем и пошла по траве навстречу группе уставших, но довольных людей.