Ремонт / #22 / SanzhKseniya

Степан Никитич грузно опустился в старенькое кресло и вдруг явственно почувствовал, как жизнь проносится мимо.
— Зина! — позвал он самым умирающим голосом, на который был ещё способен.
Жена примчалась из кухни, спешно вытирая руки о передник.
— Зина… — церемониально начал Степан Никитич, — Этот ремонт пора прекратить.

А надо сказать, что ремонт у четы Волоховых начался так давно, что дети за это время успели вырасти, а внуки — появиться на свет. И настолько параллельно шли в их семье процессы реновации жилфонда и увеличения населения, что и одно, и второе супруги уже перестали замечать… до недавнего времени.

— Ну сколько нам ещё осталось, а? Мы же пожить совсем не успеем, Зин! — чуть не плакал Степан Никитич, пытаясь поудобнее устроить поясницу.
— Как ты себе это представляешь? Приедет Никитка на каникулы, а у него в комнате обои наполовину ободранные. Непорядок, не могу я так! — взвилась ещё ого-го какая бодрая бабушка, — Если не ты, то я сама эти обои на стены присобачу!
— Ну и клей, карга старая! Наверняка сама их обдираешь по ночам, пока я сплю!

Степан Никитич резко встал с кресла и, показательно скривившись, заковылял в коридор. Он кинул в жену максимально презрительный взгляд, на что та ответила высунутым языком.
— Точно из ума выжила, — проворчал он полушепотом и вышел на лестничную клетку.
Там, как и ожидалось, обнаружились мешки… Большие зеленовато-пыльные мешки, а в них: обрывки обоев и эмалированный чайник с лоджии. “Зачем чайник-то выбросила?” — со злостью подумал Степан Никитич и, прихватив спасенного друга, направился на разборки.

— У тебя если маразм старческий начался, так ты к врачу сходи, а не на мне эксперименты ставь, — начал он строго, но осёкся, не обнаружив Зины на кухне.
Оказалось, что она-таки претворила свои угрозы в жизнь и клеила обои в комнате внука.
— Да не так ты делаешь, — возмутился Степан Никитич, перехватывая плохо промазанное полотно, — иди лучше пожрать приготовь. Я сам поклею.
— Спасибо, старый пень, — ответила Зинаида Федоровна, и совсем уж подобрев, чмокнула мужа в морщинистую щеку.

Обои клеиться никак не хотели: отваливались аккурат в тот момент, когда Степан Никитич поворачивался, чтобы взять очередной лист. “Никогда такого не было, и вот опять” — только и успевал бормотать про себя пенсионер. Однако, когда с инспекцией в детскую пришла жена, стены чудесным образом оказались идеальными: с красными и желтыми машинками, да ещё и стык в стык.
— Мы вроде со звездочками покупали, — задумчиво проговорила Зинаида.
— Да какая разница! — возмутился уже порядком уставший Степан Никитич, — Главное, что аккуратно и чисто!

Вот только чистота продержалась недолго. В ванной и туалете отвалилась плитка: вся, подчистую и даже с кусочками стен. Пылища заполонила весь коридор и коварно проникла даже в спальню Волоховых.

— Да как же такое возможно! — возмутился Степан Никитич и отправился выяснять отношения сначала с соседями сверху, а когда ни до кого не дозвонился и не достучался, то и с соседями снизу. Вплоть до первого этажа было глухо. От безысходности пенсионер вышел из подъезда и подсел к группе местных сплетниц. Те сочувственно кивали в ответ на его возмущение, но тут же продолжали обсуждать шуры-муры каких-то артистов.

— Стёпа! Иди домой! — позвала из окна жена, — Нечего с этими кашолками сидеть! Тут дел полно!

Кашолки явно всё слышали, потому как дружно поёжились, но виду не подали.

— Я тут знаешь, о чем подумала, — будто смутившись начала Зинаида, когда муж наконец добрался до квартиры, — может, нам священника пригласить? Пусть святой водой побрызгает по углам.
— Может, ты и права, уж больно на нечистую силу похоже…

Договорить Степан Никитич не успел, потому как почувствовал лёгкий толчок в бок. Он замер и прислушался к ощущениям: будто порыв летнего ветерка проник в печенки. А из дальней комнаты раздался детский смех.
— Слышишь?
Зинаида Федоровна настороженно кивнула и перекрестилась. Муж хотел было сказать, что она не той рукой крест рисует, но хихиканье послышалось вновь.

Супруги медленно подкрались к развеселившейся комнате. За ручку взялись вместе и резко, будто сквозняком, распахнули дверь. Внутри никого не было.
— Это, видно, у соседей, — уверенно заявила Зинаида Федоровна.
— Да, точно у соседей, — чуть менее уверенно ответил Степан Никитич.

Несколько дней супруги потратили на то, чтобы восстановить санузел. Клей нормально не разводился и через раз скисал прямо в ведре, плитка разбивалась, а трубы, изображая орга́н, выдавали устрашающие завывания. Но самое ужасное было то, что свою ванну супругам пришлось тащить с помойки, куда её кто-то выкинул. Зинаида Федоровна от возмущения полдня искала участкового, чтобы написать заявление, но этот неуловимый мститель так и не появился на посту. Степан Никитич после того дня сменил замки, и каждый раз, идя ночью по-маленькому, неумело молился, чтобы унитаз был на месте.

Потихоньку-полегоньку ремонтный раж стал сходить на нет: всего-то отваливались полки, самостоятельно переползали из одной комнаты в другую ковры, да изредка пропадала мебель. Супруги немного расслабились, привыкли, так сказать, к новым странностям своего жилья, пока однажды днём не провернулся ключ в замке входной двери.

— Дети?
— Так мы же им ключей ещё не давали, — обеспокоенно прошептала Зинаида Федоровна.
Дверь широко распахнулась и как-то неуклюже, спиной, в квартиру зашёл смутно знакомый мужчина. В руках он нёс громоздкое обтекаемое нечто, прикрытое тонкой пеленкой. Потом порог переступила сильно уставшая незнакомка.

— Никитка, — ахнул Степан Никитич, проходя в детскую вслед за мужчиной. Точно, точно он! Тот же взгляд, нос, залысины, как в своё время у отца.

Незнакомка вошла следом и тёплым дуновением проплыла сквозь пораженного дедушку. Зинаида Федоровна выкатила глаза и только успела раскрыть рот, как муж уже разразился отборной бранью:
— Говорил я тебе, карга ты старая, что мы с этим ремонтом всю жизнь пропустим! Померли и не заметили!
— Да тише ты, дурак набитый! Дитё разбудишь!

Из-под пеленки раздалось сначала тихое кряхтение, а потом и полноправный плач.

— Всё, старый пень, ремонт закончен! — строго сказала уже как пару дней прабабушка и, подойдя поближе к люлечке, проворковала, — А вот эту жизнь мы уже не пропустим, да, маленький?