Луна молочным светом заливала небольшую поляну, стесненную хороводом старых сосен. Костер почти догорел, треск углей затих, а гитара, еще час назад ревевшая в неумелых руках Сережи, мирно опиралась на широкий пень. Из палатки изредка доносился шорох: спящие обитатели временного жилья лениво ворочались с боку на бок, тщетно прогоняя прожорливых комаров. Сережа курил возле угасающего костра, вертел ветку в руках и думал о том, что не было в его жизни дня счастливее, чем этот. Все сплелось в один сплошной узор радости и умиротворения: тихий лес, озерная гладь, теплый воздух уходящего лета, задорный смех близких друзей, песни, рыбалка и восторженный взгляд Ани… «Надо бы искупаться»,- подумалось Сергею, и он заулыбался, предвкушая, как мокрым придет в палатку, уткнется в Анино плечо, а она, немного поворчав, станет греть его в своих объятьях… Озеро с его рваным венком из камыша было видно даже у костра: узкая тропинка вилась между сосен, растворяясь в песчаном берегу. Метров пять пройти, и ты уже возле большого водного зеркала, ловившего причудливые отражения созвездий, редких облаков и большой полной луны, повисшей над самой головой. Тишина чарующая, никакого ветра и полная свобода от всякой суеты и проблем. Сережа остановился возле самой воды, шумно вдыхая свежий ночной воздух. За камышами, метрах в трех от берега, что-то хлопнуло по воде: плеск звоном ударился об озерную гладь и сразу стих, больше не нарушая благодатной тишины. «Окунь балуется»,- довольно ухмыльнулся парень, вспоминая удачную рыбную ловлю уходящего дня. Уложив ветровку на песок, Сережа уселся на нее, неторопливо расшнуровывая кроссовки. Стянув обувь с правой ноги, он начал борьбу со шнурками на левой, периодически переводя взгляд на прибрежный камыш. Там, где минуту назад плескалась рыба, зашевелилась странная тень. Сережа замер, когда нечто медленно двинулось в его сторону. Это была не рыба. Это было что-то другое. И оно приближалось к нему. Тень степенно вырастала из воды, подплывая к берегу. В свете луны уже можно было рассмотреть копну черных волос, неестественно белую кожу и глубокие черные глаза: нечеловеческие и бездонные, как само озеро. Сереже казалось, что тело вросло в берег, страх свел мышцы: не уйти, не закричать, не отвернуться. Что-то страшное, пугающее, похожее на девушку, выглядывало из воды уже по грудь, сверкая белой рубахой на хрупких покатых плечах. Глаза ночной гостьи впились в Сергея, тонкие руки потянулись в его сторону. Холодный пот ручьем скользнул по его спине, но сил убежать так и не было. Нечто уже было в метре от него, раскачивало мокрым подолом сорочки, указывало когтистыми пальцами на его испуганное лицо. Наконец страх начал отпускать, и Сережа отчаянно зашарил руками вокруг себя. Ни камня, ни ветки, один песок. Ничего, что могло бы защитить от ужасного существа. Озерная девица остановилась на расстоянии вытянутой руки, перебирая пальцами в воздухе перед Сережиным лицом. Кривая усмешка слегка приоткрывала ее мелкие острые зубки, а черные глаза завораживали и с головой окунали в ужас. Холод, ледяное дыхание исходили от странного существа. От его присутствия хотелось кричать, разрывая легкие, и бежать, бежать, бежать… - Кто ты? – Сергей еле слышно прошептал всего два слова, понимая, что ответа он не услышит. Существо продолжало улыбаться, колыхаясь на прибрежных волнах, и поманило парня пальцем. Сережа почувствовал, что судороги отпустили ноги и он сможет пойти за незнакомкой. Чтобы избавиться от навязчивого желания войти в воду, парень стал щипать себя за запястье. Он нащупал дурацкий браслет из резинок, сплетенный Аней. Стащив с себя подарок, Сережа медленно протянул его девушке, выросшей из тихого озерного омута. - Это тебе… - Сережа с трудом выдавливал слова из пересохшего горла. Существо заулыбалось еще сильнее. Из-под тонких губ стали лучше проглядываться клыки, не такие уж и маленькие, как показалось на первый взгляд. Оно зацепило браслет кончиками когтей и медленно попятилось назад, в сторону темного густого камыша. Сереже казалось, что оно никогда не уйдет, что пустые глаза так и будут смотреть на него из воды, выворачивая душу наизнанку. Целую вечность оно ползло обратно, бесшумно погружаясь в черную гладь, расплескивая лунное отражение. Наконец вода сомкнулась над головой озерного чудища. Сережа почувствовал в себе силы и рванул на поляну к палатке. Царапая лицо о ветки, не разбирая дороги, он примчался к погасшему костру и быстро юркнул к друзьям, так и не сняв кроссовок с левой ноги. Дрожа, Сергей прилег возле Ани, щипая себя до синяков. - Блин, ты весь мокрый. Ты что, купался? – Аня недовольно закрутилась и потянула одеяло. – Ладно, иди сюда, буду тебя греть… Заболеешь еще.
Это те, чьим идеалом был мир во всем мире, а кумирами - Высоцкий и Битлз. Это те, кто в кинозале не сдерживал слез на "Белом Биме" и смеха - на премьере "Бриллиантовой руки". Это те, кого в 80-х окрыляла гордость за лучшую в мире страну - несмотря на повальный дефицит и унизительные продуктовые карточки. Это те, у кого хаос 90-х на время выбил почву из-под ног, но не вытравил понятий "дружба", "сострадание", "взаимовыручка". Это те, с кем мы периодически собираемся толпой за огромным столом и говорим, говорим, говорим, не замечая времени. Это те, к кому я сегодня могу подойти в любое время с любой просьбой, зная, что они не отмахнутся, выслушают и постараются помочь.
Поколение 70-х - это мои самые любимые друзья. Я обожаю поколение 70-х. Я сама оттуда.
Мне кажется, что тогда было больше солнца. И дни были длиннее, потому что у времени была иная скорость. Не такая, как сейчас.
Мы были уверены в себе, поколение 70-х. Все было ясно: детский сад, школа, армия. А дальше – у кого какие мозги: техникум, институт, завод. В армию не ходить было нельзя: девчонки смотрели косо и относились с опаской. Дескать, какой это парень, его даже в армию не взяли...
Удивительное дело: все, что нам было нужно, мы имели. Друзей, что не предают; любимых девчонок, которые считали тридцатилетних стариками; портвейн "Агдам", что в кафешках наливали в стаканы из конусных колб, в которых продавался в разлив еще и густой томатный сок.
Еще двор. Там стоял теннисный стол. Играли костяным шариком, который не реагировал на ветер. Если шарик попадал в лоб, вскакивала огромная шишка. А по вечерам из соседнего барака приходил Володька Волостнов с гитарой, мы собирались у первого подъезда и пели песни... Жил в Адесе рыжый парене-ок, ездил в город он за арбуза-ами-и, и вдали мелькал ево челнок, ево челно-ок с белыми ка-ак ча-айка паруса-ами-и...
Темнело поздно. Но никто раньше одиннадцати не расходился. Сейчас не поют. Ни под гитару, ни просто так. Даже пьяные. Не хочется петь. И дворы становятся пустынными сразу, как только стемнеет. А темнеет нынче рано. Не то, что тогда...
Пылинки в лучах солнца... Их можно было увидеть, прищурив глаза. И утро, и луч солнца, и хаотично мечущиеся в нем пылинки создавали ощущения праздника, который вот-вот случится. Или уже случился, но я о нем еще не знаю. Сейчас такого ощущения не возникает. Хотя, если прищурить глаза, то можно увидеть, что в лучах солнца по-прежнему кружатся пылинки...
Внуки «бэби-бума», «дети детей цветов»… Поколение семидесятых… На школьных линейках они декламировали «…Красный день календаря…», и под раздрызганные шестиструнки пели «Желтую подводную лодку…» в подвалах… Они ели кашу «Геркулес» и пили «Агдам»… Они боролись «За мир во всём мире» и досыта нахлебались «локальных конфликтов»… Они воспитывались на идеях интернационализма и умирали в «горячих точках» национальных окраин… Писали доклады об Острове Свободы и Апартеиде, и слушали нудьготину с «пленума двадцать очередного съезда»… Они не пробились в «блатной» МГИМО, и обошли на вираже 90-х «мажоров», окончив «керосинку»… Девяностые… Для поколения семидесятых – эпоха! Рубеж! Рубикон! Кто-то поехал в Турцию за «варенками», а кто-то надел черные кожанки… Кто-то собирал первые «Вахты памяти», а кто-то в гараже ремонтировал на продажу ржавый ТТ… Кто-то писал «Цой – жив!», а кто-то спекулировал видеокассетами Тинто Брасса… Кто-то из НИИ шел в кочегары, а кто-то, придя из армии, поступал в аспирантуру… Запутавшееся, растерянное поколение… Обманутое. Преданое. Потерявшее. Обманутое вожаками. Преданое государством. Потерявшее детей. Детей, которые не могут понять, почему серенький затрепанный томик Стругацких дороже, чем новое глянцевое собрание Донцовой… Детей, которые не знают, что значит «пхай-пхай» и кто такая А. Джоли… Считающих, что ИРА, это просто имя, а «красные бригады» - ударники сбора картошки в колхозе… Не любящих читать и не помнящих, чему равен квадрат двенадцати… Я из поколения семидесятых… Наверное, я старомодный чудак… У меня нет телевизора и странички в Фейсбуке, но я продолжаю собирать библиотеку, которую начал собирать еще мой прадед в голодные тридцатые, и сам ремонтирую свои мотоциклы… Я хихикаю над интернет-отчетами «экстремальных туристов», но лазаю по пещерам и ночую на фирновых «полочках»… Я не толерантен и не брил затылок в девяностые… Но моя дочь не станет без крайней нужды ломать живую ветку и расквасит нос тому, кто назовет ее «телкой»… Говорят, что я несовременно ее воспитываю… Пусть так! Но мне нравится, что она не станет продавать книги, чтобы купить гламурную тряпку… Поколение семидесятых… Мы помним! Мы помним то, что забыло поколение девяностых и не узнает поколение десятых… Вспомнят ли нас?.. И чем?..
"Мы помним то, что забыло поколение девяностых и не узнает поколение десятых…" А ведь те, кому двадцать, полагают, что все происходящее - нормально. Сравнивать-то им не с чем...
Говорят, "потерянное поколение"? Это я, что ли, с моими однокашниками? Кем потерянное? Папкой-Союзом, упавшим на колени в беспамятстве? Или это Партия, мать наша, оказавшаяся вдруг мачехой, не сумела присмотреть за непоседливой, въедливой мелкотой? Таки да, они нас потеряли. Ни любви, ни пиетета.
Но мы — вот они. Мы себя сами сберегли. Из пионерского детства взяв энергию и стремление к победе, способность верить друг в друга и никогда не предавать. Порою ссориться из-за ерунды, и в тот же миг стенкой становиться, закрывая товарища от боли. Наверное, мы там немного задержались, в том самом светлом детстве. До сих пор. :)
А комсомольская юность.... Да не было ее, комсомольской-то, потому что мы слишком рано научились чувствовать фальшь. И тревожно нам было чувствовать, как рушится то, во что верили. На наших глазах сбывалось очередной раз страшное проклятие. Нет, не русское «Чтоб тебе пусто было». И даже не китайское «Чтоб ты родился в эпоху перемен», хотя тоже в яблочко по отношению к нам. Гораздо страшнее - советское, революционное «До основанья, а затем...».
Наверное, мы действительно многое потеряли в то перестроечное время, сами еще позавчерашние дети. Но когда я сейчас смотрю на своих выпускников, слышу о победах ребят, вижу их счастливые семьи... А все-таки мы молодцы!
P.S. Темы тут у вас какие-то... мимонепроходительные...
Семидесятые – это первые десять лет моей жизни. Особой ностальгии не испытываю – было и было. Часто весело, иногда празднично и вкусно, всегда спокойно: жизнь длинная, Бог добрый. В школе учили про БАМ и X пятилетку, дома читали «Юность» и, кажется, «Наш современник». Его я в 70-е точно не читала, поэтому помню плохо. Поздно вечером ловился «Голос Америки», треск стоял ужасный, и эту вакханалию кто-то обязательно прекращал словами: «Вы своей антисоветчиной весь дом перебудите». Были любимые собаки – Чебурашка и Бобка, первая потом влетела под машину, но дети быстро забывают плохое. И еще была совершенно нелепая детская мечта – зарабатывать 10 000 рублей и каждый день кушать курицу. Прошло двадцать лет, и она исполнилась, но совсем под другим соусом. С мечтами нужно быть осторожнее.
Мы были пионерами, вступали в комсомол, готовили политинформацию о «Продовольственной программе», понимая, что все это профанация. Делали уроки, когда в шестиметровых кухнях наших квартир родители с друзьями рассказывали анекдоты про дорогого Леонида Ильича, пели Окуджаву, Визбора, слушали Битлов и Роллингов по «вражеским голосам»…
Мы одевались у фарцовщиков и сами при случае подфарцовывали. Мы могли отвалить за джинсы 220 р. при средней зарплате 120 р. Мы помним «бочки» с молоком и квасом, знаем что такое бидончик…
Нас колбасило в 90-е, когда бюджетной зарплаты хватало на 200 гр. сыра и 300 гр. масла «по талонам». Мы мотались в Польшу: и туда, и обратно с тяжелыми баулами – бартер. Наши квартиры вечерами превращались в мини-фабрики: наступала «вторая смена» – учителя, врачи, инженеры что-то паяли, клепали, собирали, мотали, строчили… Выживали.
Выжили. Большинство верны выбранной профессии. Успешные, состоявшиеся в этой жизни люди. Мы отдыхаем за границей, летаем бизнес-классом, можем позволить себе выдержанный Розес и отель 5*. Но… ностальгируем по первой «Копейке», палаткам на диком крымском пляже и портвейну «Кавказ»…
Увы. Из своих друзей и знакомых моего поколения я не знаю никого, кто бы отдыхал каждым летом за границей и пил выдержанный "Розес". Пятерых моих друзей уже нет в живых. Все мужики. Они аккурат ушли в 90-е: Габит и Павлуха спились и померли от водки; Игорек тихо скончался в своей постели от болезни, которую врачи так и не определили; Вовка, вернувшись из зоны, пару лет помыкался и выбросился из окна, а Малец, защитив кандидатскую диссертацию, получив квартиру от университета и женившись, добыл пистолет и застрелился в гостиной, где еще не просохли новые обои. Никто из них не принял новые навязанные ценности. Они жили по старым и продолжали ценить людях честность, порядочность, человечность, сострадание и все меньше находили это в окружающих. Некоторые из моих знакомых сверстников пробовали себя в бизнесе. Были даже успешны. Какое-то время. А потом они уходили, бросая все и говоря: "это не мое". Они так и не смогли принять правила игры новой жизни... Почти все они и по сей день не живут, а выживают. Этих людей я всегда могу различить в толпе. У них другие лица. Ну это как обнаружить в горсти медных потускневших пятаков светящуюся золотую монетку...
Семидесятые. Я вас помню. Эпоха born twice открыла нам направление "ПП" - «Путь поколений», когда мы, дружно взявшись за руки, устремились строить коммунизм. Но то ли свернули не туда, то ли нашли более привлекательные горизонты, но почему-то оказались у корыта перестройки 90-х, которая дала Свободу, но не предоставила инструкцию пользования полученными благами.
Я помню моду на феминизм, когда женщины вдруг захотели получать зарплату наравне с мужчинами, усаживаясь за руль трактора или спускаясь в шахты. Моя бабушка была из таких, бросив вызов мужикам-обвальщикам на мясокомбинате. Видели бы вы, как она ворочала говяжьи и свиные туши, ловко орудуя тесаком и ножиком. Выполняла план. Социальная идеология гендерного равенства :))
Когда пришли 70-е, я была слишком мала, чтобы осознавать их значимость, слишком глупа, чтобы понимать - сейчас рождается поколение, чьими ресурсами выживания станут здоровье, умение приспосабливаться и полученные знания. Эпоха школ, холодной войны, расцвета культуры. Эпоха зарождения индивидуализма, любви к буржуазности. Я люблю вас, 70-е.
Донецк: повсюду розы-розы-розы на клумбах; стройплощадка больницы, где мы, пятилетки, могли прыгать в песок со второго этажа; поляна "Слава КПСС" для игр в казаков-разбойников; абонементы в кино, театр и консерваторию; радиошумы от ночного дедушки, пробуждающего меня под Севу Новгородцева и "Голос Америки".
Сочи: пляж Ривьера с поблёскивающей слюдой крупной галькой и фольговыми конусами маленького эскимо; просвет лучей сквозь слой изумрудной воды и умение не дышать под доносящееся, как сквозь вату, "...эти глаза напротив чайного цвееетаа...", пока мама добегает к перевернувшемуся от большой волны кругу; дендрарий с одноглазым чёрным лебедем, берущим куски булки из моей, боящейся щипка, руки; качающийся мостик над пропастью с глинистой рекой после ливня; неоновые красные огни рекламы в ночных лужах; ощущение праздника от выбора десертов на непривычных тогда полках в кафе с самообслуживанием.
Батуми: сбор цитрусовых и тёмный дом с отражениями лучей на орнаментах чёрного ковра; диета из кукурузных конфет и мандаринов..." ну, мы же просили для девочки макароны без соуса..."; а с обрыва тропинка ведёт на узкий пляж с камнями песочных оттенков, похожими на полосатые батоны.
Люблю это время за подробные впечатления. Они мне позволили быть спокойной в любых обстоятельствах лихих 90-х, которым я тоже благодарна за опыт.
70-е. Время, когда что ни делай – все вызов. Молодой специалисткой «по распределению» отчаянно отмазывалась от участия в комсомольской эстафете – для массовости. Предупреждала: бегать быстро не умею. Комсорг воспринял это, как несознательный саботаж. Не поверила: знала, что танцую, а разницы не улавливала. На финише меня пришлось прилично подождать. На следующий день в газете «Турбинки» приветствовалось наше третье место и сурово осуждались комсомольцы, не поддержавшие команду НИИ. «Вот Лена Б. – позже всех прибежала! Но пробежала ведь! И как красиво!» Смешно, но это подарило мне друзей – это была лучшая комсомольская ватага, которую только можно было себе представить. Спасибо, други, я по вам так скучаю. Танцевать тоже было вызовом. Бальные танцы – это для выскочек. Корчут из себя невесть что. Ах, если бы бальные! Мы танцевали джаз. В задрипаном ДК на самой окраине отжигали джайв, рок-н-ролл и почти замирали в блюзе. С 9 вечера и до 2 ночи. Потом, по темнющим улицам, вздрагивая от теней, бегом, на каблуках – в общагу. Не бежала – летела. Какие мы были сумасшедшие. Сейчас бы сказали – фанаты, тогда этого слова не было. Где вы, ребята, хоть кто-нибудь? Я вас обожаю. Восторженно мечтать об Индии, Китае и Франции было тоже как-то. Не по-советски. То есть, если едешь за джинсами – это понятно, а если из любви к Франции – подозрительно. Наконец мне намекнули, что надо съездить в Чехословакию для начала, а там, при хорошей характеристике, пустят дальше. Съездила. Бесплатно, между прочим, т.к. мы были «как бы советской молодежью в гостях Съезда КПЧ». Помимо обычной турпрограммы - много экскурсий «на предприятия». По приезду надо было выступить с отчетом перед комсомольцами. Я рассказала, о чем душа болела: о том, как ежегодно растет зарплата молодого специалиста, о 40%-й прибавке к зарплате отцу при рождении ребенка, о системе предоставления жилья... На следующий день мне с укоризной намекнули, что доклад был как-то не очень, и что можно больше не отсылать анкеты в «Спутник». На память от единственной загранпоездки у меня осталась пара левисов и пластинка Джеймса Брауна, которого в Новосибе тогда практически не знали, а если знали – то по перезаписям с этого альбома на катушечные ленты. Длинная череда тех, кто брал записать истошного и чувственного Брауна – спасибо вам. Каждый его вернул). Толоько шевельнись - уже вызов( Грело душу, что это не может длиться бесконечно. Было спокойное знание того, что все произойдет при нашей жизни. Произошло. Изменилось. Долгое время казалось, что безвозвратно. Ждали свободу. Ушла романтика, бескорыстие, открытость. Выросли дочки. Смотрю на их компанию – и узнаю себя. Романтика теперь называется вдохновением, мечты – целями, бескорыстие обрело формы благотворительности. Немного по-другому, но в сущности… Они живут, пожалуй, воздушнее и бесстрашнее. Хотя обстановка как бы и не всегда располагает. А когда она располагала? В 70-е? Но я их люблю.
"Сейчас бы сказали – фанаты, тогда этого слова не было". А мы фанатели вместе с Алексеем Серебряковым в фильме "Фанат", правда, уже где-то в 88-89-м. Тогда китайские единоборства только-только начинали выходить из подполья, да и то неофициально. Удивительное дело, что крамольного могли найти руководители компартия в мудрейшем искусстве Востока?!
Не уверен, что в 70-е имелось "спокойное знание того", что все изменится еще при нашей жизни. Конечно, люди чего-то ждали. Но не того, что потом произошло. А то, что изменения в нашей жизни все-таки случатся, пришло вместе с громким глухим ударом во время опускания гроба с телом Брежнева. Тогда все, кто смотрел по телевизору похороны Леонида Ильича, подумали, что гроб уронили на дно ямы. И содрогнулись. Понимая, что с этим ударом закончилась эпоха. И начинается новая...
Когда человек воспринимается, как персонаж бесчисленных анекдотов, и возраст его более, чем почтенный, перемены неизбежны. Хотя они наступили не быстро - я ждала раньше. Андропов настораживал, но в его действиях была последовательность и логика - то, чего давно не хватало. Устинов и Черненко (хотя шли не по порядку) воспринимались, как временщики. С приходом Горбачева ВСЕ НАЧАЛОСЬ. Ну, сейчас, задним числом - все умные, не покритикует только ленивый)) А тогда это было переломом, которого устали ждать.
Публикация комментариев и создание новых тем на форуме Адвего для текущего аккаунта ограничено. Подробная информация и связь с администрацией: https://advego.com/v2/support/ban/forum/1186
