Постарела мать за много лет, А вестей от сына нет и нет. Но она всё продолжает ждать, Потому что верит, потому что мать. И на что надеется она? Много лет, как кончилась война. Много лет, как все пришли назад, Кроме мёртвых, что в земле лежат. Сколько их в то дальнее село, Мальчиков безусых, не пришло.
...Раз в село прислали по весне Фильм документальный о войне, Все пришли в кино - и стар, и мал, Кто познал войну и кто не знал, Перед горькой памятью людской Разливалась ненависть рекой. Трудно было это вспоминать. Вдруг с экрана сын взглянул на мать. Мать узнала сына в тот же миг, И пронёсся материнский крик; - Алексей! Алёшенька! Сынок! - Словно сын её услышать мог. Он рванулся из траншеи в бой. Встала мать прикрыть его собой. Всё боялась - вдруг он упадёт, Но сквозь годы мчался сын вперёд. - Алексей! - кричали земляки. - Алексей! - просили, - добеги!..
Кадр сменился. Сын остался жить. Просит мать о сыне повторить. И опять в атаку он бежит. Жив-здоров, не ранен, не убит. - Алексей! Алёшенька! Сынок! - Словно сын её услышать мог... Дома всё ей чудилось кино... Всё ждала, вот-вот сейчас в окно Посреди тревожной тишины Постучится сын её с войны.
Душу в душу вложив, внук и внучка Стрибожьи Жили долго любовью любя, жили до ночи, когда, для себя незаметно, в сон вступили особенный – он вечным зовется, ибо через него люди в вечную жизнь уходят…
И где-то в выси они оба очнулись, обнявшись, и долго неслись среди облак небесных, и звезды, и воздушные звери им давали дорогу, и они поднимались, сияя, к сияющим стенам, к воротам, и были ворота нежнейшим сплетением лилий, но прочны, как камень, и гулки, как бронза.
На голос ворот явился апостол-привратник, святой Симон-Петр, спокойный, как камень, и руку пред ними воздвиг, вход воспрещая, и так им сказал: «Нет, не время, нет, еще рано, до срока иного иное вам уготовлено богом».
И ветер небесный понес их в место другое, здесь ворота казались подобными райским, но странно отличными, будто бы сущность сама была опрокинута, и белое сделали черным, и черное сделалось белым, и свет стал помехой, чтоб видеть.
Безликие, скучные стражи сказали: «Уйдите, не пустим, уйдите, уйдите!» – и сдвинулись тесно, собой заслоняя печальное место, и стражи поникли, как травы в дни зноя, бездождья, и все повторяли: «Нет тайн для рая, нет тайн для ада, мы тех принимаем, кому надлежит воздаянье за злобу, за чувства ничтожные, берем мы лишь тех, кто извергнут за то, что был только тепел, за вашу любовь у нас нет наказаний».
И вновь поднялся ветер и принес их к порогу, к узкому входу, где начиналось Чистилище душ, сотворенное из холодных молитв и хитроумных надежд папского Рима. Тут служки встретили души с улыбкой: «Слыхали и знаем – вас в рай не пустили, все знаем, и места в аду вам не дали, чего же от нас вы хотите? Очистить вас от любви мы не можем, нам вы не нужны, мы вам не нужны, но Петр-привратник вам ничего не сказал? Ничего? Разве вы не слыхали?» «Мы скажем…» – но ветер унес и слова, и трижды отверженных.
Они же, глянув один на другого, увидели: горе, заботы, морщины, седины – все, все исчезло, смытое будто пыль с листьев первым дождем, и стали они, какими были давно, в тот день, когда на земле обменялися кольцами. «Вернемся на землю», – оба разом сказали. «Я женщиной буду, и буду любить я, и буду тобою любима», – она ему обещала, «И я снова буду твоим, желанная сердца, ты краше мне лилий на райских воротах».
Не ветром, а собственной волей своею они погружались в синий, в теплый покров, в котором вьются дороги с тверди небесной к тверди земной. И с вниманьем глядели, выбирая из многих путей путь один – русский. И впервые их коснулась земная тревога: как бы не ошибиться? Ибо русское сердце откажется биться, если случится очнуться на чужой стороне.
Маленький зайчонок улыбнулся маме: Я тебя люблю вот так! – и развёл руками. А вот как я тебя люблю! – мать ему сказала, Развела руками и тоже показала. - Это очень много, - прошептал зайчишка, - Это очень, очень много, много, но не слишком. Он присел и прыгнул высоко, как мячик Я тебя люблю вот так! – засмеялся зайчик. И тогда ему в ответ, разбежавшись, лихо, - Вот как я тебя люблю! – подпрыгнула зайчиха. - Это очень много, - прошептал зайчишка, - Это очень, очень много, много, но не слишком. - Я тебя люблю вот так! – зайчик улыбнулся И на травке-мураве перекувыркнулся. - А вот как я тебя люблю! – мамочка сказала, Кувыркнулась, обняла и поцеловала. - Это очень много, - прошептал зайчишка, - Это очень, очень много, много, но не слишком. - Видишь, дерево растёт, возле речки прямо? Я тебя люблю вот так! – понимаешь, мама. А у мамы на руках видно всю долину. - Вот как я тебя люблю! – мать сказала сыну. Так прошёл весёлый день, в час, когда смеркалось, Жёлто-белая луна в небе показалась. Ночью детям нужно спать даже в нашей сказке. Зайчик маме прошептал, закрывая глазки: - От земли и до луны, а потом обратно - Вот как я тебя люблю! Разве не понятно?.. Подоткнув со всех сторон зайке одеяло, Тихо-тихо перед сном мама прошептала: - Это очень-очень много, это так приятно, Когда любят до луны, а потом обратно.. Сэма МакБратни
Не изглаживается из памяти давно прочитанное, стихи в прозе. Сэй Сёнагон "Записки у изголовья": "Тонкие дымки костров в саду поднимались к небу, и тонкой-тонкой трелью уносились ввысь дрожащие чистые звуки флейты, а голоса певцов глубоко трогали сердце". Осень. Жгут листья. Красиво.
Любви, как ребенку, все время хочется большего, как будто есть что-то больше нее на свете, как будто будущего все еще больше, чем прошлого, как будто бывает покой без участия смерти, как будто реальнее боли ее вымыслы, как будто кто-то уже спешит на подмогу, как будто усталое сердце сможет вынести еще большую нежность, печаль, тревогу.
Стихотворение, написанное Никой Турбиной в 12 лет!
Ищите правду в самих себе, В глаза детей почаще смотрите. А то заладили: «Распяли Христа!..» Да вы на руки свои поглядите. Ведь легче узреть чужую ложь, В неё и камень летит со свистом. Чем ближе к сердцу – острее нож, Ещё острее – по горлу бритвой. Мирным не назовёшь Крик боли на нашей планете. А мы все двери скорей на засов, Будет покойно на этом свете… Так пусть на том вы горите в аду, И дети, сожжённые в Хиросиме, Не проведут вас по тонкому льду – Вода окажется гильотиной. Вечный укор нашему времени – Глаза идущих в печи Дахау. И страшно земле от этого бремени. Но не утихли творцы напалма – Горят города, земля горит, Пальцы чернеют от пепла брата. У вас душа никогда не болит, И вам неведомо чувство расплаты. Так пусть рождённые вами дети (А вы подобных себе творите) Не повернутся лицом ко времени И с поля брани уйдут убитыми.
Отрывок из стихотворения Ники Турбиной "Кто я" (9-11 лет)
Глазами чьими я смотрю на мир? Друзей? Родных? Зверей? Деревьев? Птиц? Губами чьими я ловлю росу, С упавшего листа на мостовую? Руками чьими обнимаю мир, Который так беспомощен, непрочен? Я голос свой теряю в голосах Лесов, полей, дождей, метели, ночи...
Публикация комментариев и создание новых тем на форуме Адвего для текущего аккаунта ограничено. Подробная информация и связь с администрацией: https://advego.com/v2/support/ban/forum/1186
