Дорогие ми критики и фанаты. Очень хочу предоставить на Ваш суд одну из глав моего романа. Предупреждаю, жанр - фэнтези, так что многим может не прийтись по вкусу изначально. Постарайтесь не хоронить сазу, но уловить мысль.

Глава 8
«Уродство повинной красоты»

Израненные поверженные люди возвращались к Эрвергдону. Они готовы были скорее всецело умыться позором, данным от совести, чем появляться в городе с молвой о полном разгроме. Когда они отъехали, еще слышались бесконечная мольба и страшные крики обреченных.
Там, на поле боя, Симон велел оставить всех людей, которые поддались тяжким ранениям. И сейчас он мог услышать их уходящие голоса. Принц сидел в карете, покрытой снаружи металлическими пластинами. Мальчик закрывал глаза руками, но слезы скатывались по белоснежным щекам. Эти слезы были кристально чисты и будто доказывали невиновность юноши. Да сможет ли его простить король и понять скрытый смысл этих прозрачных капель. Он искренне раскаивался теперь, что ослушался Азерота, но уже было поздно, и, даже если с помощью божественных сил принц смог бы скрыть все эти события, он не посмел бы взглянуть в глаза тем людям, которых предал.
Он был напуган предвидением своего рока, но не властен смертный изменить его. Судьбой правят поступки, и Симон чувствовал, что этот являлся самым ошибочным. Исход содеянного вечно остается незрим, вернее, до тех пор, пока не высказать миру свое желание через сие действие. Лишь теперь разум был полон страшных мыслей, непредвиденных и ощутимых внутренне.
Тогда, в порыве эмоций, мальчик счел себе за возможное все и все определил дозволенным. Но почему так случилось, ведь подобные поступки, что не были обдуманы ранее, присущи всецело тем, кто был избалован и изнежен в редкой ласке. А светлая память принца была изувечена детством. Всю жизнь свою он провел в страхе совершить нечто такое, что не могло бы найти затем оправдания, что он легко сможет поставить себе в вину. Никогда не знал он той виновности, да и был обелен в грехах, приписанных ему Азеротом. Его совесть была чиста, а сердце испачкано грязью одних воспоминаний. И так было до сегодняшнего дня. Для юноши после такого жизнь не станет более протекать спокойными водами по своему руслу.
– Духи, как же мне тягостно будет жить! – сквозь слезы прокричал он в свое отражение, наблюдавшее из зеркала на стене.
Отражение плакало теми слезами, которые скатывались по щекам человека, и было абсолютно сходно с ним. Как и человек, оно предчувствовало, что весть о разгроме облетит всех и затронет даже мелкие города. Отражение тоже было испугано, но все так же прекрасно и нежно как черты юношеского лица. Синие глаза блестели от собранных снова слез, а белый всегда цвет лица приобрел теперь слабый розовый оттенок; уста его стали алыми, оттого что он прикусывал их. Это ангельское лицо не могло не внушать в сердце любовь, и Азерот был просто извергом, если смел не чтить такую трогательную красоту.
На миг принц замер и всмотрелся в зеркало. Он был до безупречности красив, но этого не замечал. Уверенным он был в том, что зеркало перед ним отражало не лицо, а сущее зло.
– Как я посмотрю в глаза королевы, – тихо простонал Симон, – как я свои глаза сумею видеть без содрогания, ибо это не я более, а зверь, жаждущий блага, но творящий зло.
Мимолетная улыбка промелькнула на покрасневших окровавленных губах.
– «Дитя неба», – вот мое имя, данное народом. – Он засмеялся, но как-то глухо и болезненно. – И как теперь будут они называть мой кроткий облик? Теперь я для них демон, имеющий власть и силу отбирать жизнь, а не дарить ее.
Мальчик истинно обладал ангельским подобием, и только глаза его пылали хищностью, придававшей лику больше влечения.
Карета покачивалась. Осторожно принц поднялся со своего места и, пошатываясь, подошел к зеркалу, в котором видел себя виновником этих ненужных смертей. Обеими руками держался он за стену, рассматривая себя, свои слезившиеся глаза, слегка порозовевший кончик остренького носа.
– «Дитя неба», – гневно повторил он, – истинное добро, воплощение идеала. Ну, нет. Они не знают, кто я есть на самом деле, до сегодня я сам этого не знал. Но теперь уверен, что я – убийца, я низошел пред альянсом.
По металлическим пластинам мелко выбивал свои ноты назойливый дождь. Эта музыка навевала неизведанную грусть, как какую-то сокровенность, тайну, остававшуюся до этого времени неискушенной пылким сердцем. Мальчик не знал, что с ним станет после такого проступка, и это его злило. Бесполезные жертвы, напрасная битва, внезапно прервавшаяся жизнь. А погода еще пыталась убаюкать этот горящий нрав и воспаленный разум. Навязчивые мысли рисовали жутчайшие картины.
Но самым страшным оставалось то встревоженное гневное лицо, смотревшее через зеркальную пустоту. За ним было одиночество, и заключенный в тесноту безжизненности тот лик был неспокоен: его мышцы невольно подергивались, напоминая о боли. Юноша созерцал себя, касался руками так, словно ничего подобного не видел раньше. Он проводил рукой сперва по бледным скулам, затем коснулся губ. От

Пардон. *мои критики и фанаты)

ран на пальцах оставалась кровь. Симон был увлечен своей внешностью, а слезы катились сами. Почувствовалась безысходность, и это неволило видеть все по-иному. Его теперь непрестанно влекло изучить себя, запомнить. Это могли быть последние мгновенья безмятежности, а дальше последуют нескончаемые погони, подтвержденные обвинениями.
Молния осветила затянутое небо. Дождь усиливался и теперь походил на ливень. Сама стихия восходила в защиту, поучая принципам своего существования. Яркое пламя зажглось где-то поблизости, разрывая ссохшееся дерево на мелкие щепки, сжигая ствол, раскидывая пепел во все стороны, и даже дождь не мог остановить этот огонь, ибо он нес верование. Принц взывал сейчас к духам, просил их о помощи, но резким раскатом грома были эти мольбы прерваны. Безобразность природы выказывала себя нагой. Она бушевала, рвала в клочья, губила свои творенья. Гнев вернулся к человеку. Слезы сошли с лица, тело окрепло от чувства негодования. Он спасал, а его клеветали, он молился, а шум обрывал эти святые речи. В ярости принц бросил зеркало на пол и стал разбивать предмет. Он вскрикивал каждый раз, как рука ударялась об осколки. Мелкие частицы стеклом врезались в кожу, но он продолжал бить. Вскоре даже эти осколочки были подобны песку, и только тогда окровавленные руки опустились. Подавленный усталостью мальчик приник к холодному полу.
Сквозь чарующие сны он услышал знакомый звук: врата Эрвергдона отворились.

Ах, да. комментировать надо в ответ на пост. Мой комментарий ниже. Это процентов 20 того, что я могу сказать о тексте, остальное - по Вашему желанию:)