Яйца / #197 / DELETED

Вряд ли кому-нибудь приходила в голову мысль подсчитать, сколько яиц за свою жизнь он съел. Никиту эта мысль не оставляла. Потирая заспанные глаза, он распахнул холодильник и безошибочно подхватил картонную упаковку. Он точно знал, что в ней три яйца — столько, сколько он всегда съедает на завтрак. Кроме яиц на пустых полках грустил кусочек сливочного масла. Соли и хлеба традиционно не было.

Расправившись с глазуньей (никаких омлетов и яиц пашот), Ник вымыл посуду. Какой смысл от вечной жизни, если всё равно приходится драить сковородки? Налил в кружку кофе и открыл ноутбук. Предстояло много работы. Как всегда, впрочем, как всегда.

Русалка косила на оба глаза, а у учёного кота был исключительно придурковатый вид. Мог ли он нарисовать лучше? Несомненно. Но нельзя.
На мониторе развернулось окно входящего вызова, и Ник со вздохом кликнул на трубку:
— Сколько ты будешь кормить меня этой галиматьёй? — раздражения в голосе редактора не было, только откровенная скука: они играли этот спектакль бесчисленное множество раз.
— Да ладно, нормально ж получилось, как и всегда.
— В том-то и дело, что как и всегда, — собеседник вдруг воодушевился: — Никит, может, переделаешь, а?
— Нет, Иван Григорьевич, это исключено. Да и какая разница? Иллюстрации никогда не пойдут в печать, Вы знаете это не хуже моего. А экспериментировать с Потоком я не стану.
— Да, ты прав, — редактор поник плечами: — Бухгалтерия переведёт деньги, если там остался кто-то живой.
— Надеюсь на это, не хотелось бы нарушать планы, — с вызовом ответил Ник и нажал отбой.

Планы. Лучше бы он планировал визит к проституткам или посещение растаманской вечеринки. Но теперь поздно что-либо менять. Банк уведомил о пополнении баланса карты, пора соскоблить щетину и выбраться из дома.

С каждым днём вылазки на улицу становились всё кошмарнее. Уже спускаясь по лестнице, Ник услышал стоны и хрипы. Почти у самого входа в подъезд привычно лежал труп Витька — соседа сверху. Но в этот раз Витёк был не один. Добрая старушка Вера Васильевна или замешкалась, или, напротив, поторопилась — тело упало прямо на неё. Витьку это всё равно не помогло, а вот баба Вера умирала.

Словно преодолевая тугую пелену, Ник попытался подойти, чтобы помочь. Вера Васильевна уловила его порыв и прошептала:
— Спасибо, Никит, не нужно. Завтра увидимся, — и прикрыла глаза.

Чёрт, чёрт, чёрт! Даже если бы он нарушил все правила и вызвал скорую, никто бы не приехал. И поэтому баба Вера, которая каждый вечер угощала его домашними плюшками, будет лежать тут, на грязном асфальте и ждать конца из-за слабака, сорвавшегося в первую же неделю!

Суицидников не принято было отговаривать или спасать, их сторонились. Каждый день самоубийц становилось всё больше — и это только прыгунов на улицах. А сколько травилось выхлопными газами в гаражах или вешалось в квартирах? Неизвестно. Конечно, нервы сдавали у всех, Никита тоже подумывал о суициде. Но его оптимизм граничил с предосторожностью: а вдруг завтра всё-таки наступит? К тому же, отклонившись от стандартного дня единожды, очень трудно вернуться на изначальный путь. Убив себя один раз, рискуешь снова и снова искать спасения в смерти. Смерти Ник не боялся, он опасался, что многолетние усилия сдержаться окажутся напрасными.

Когда-то давно... Никто не знал точно, сколько дней уже было. Зарубки исчезали, блокноты с записями каждое утро становились чистыми, а газеты неизменно выходили за одно и то же число — 4 августа 2032 года. Не стиралась только память, но считать дни в уме не удавалось. Так вот, когда-то давно мировые лидеры пришли к соглашению, что единственный выход из экологического кризиса — это закольцевать время. 3 августа по всем каналам объявили, что начинается проект Поток. Население предупредили, что следующий день должен стать идеальным, так как все станут проживать его до тех пор, пока учёные не найдут способ исправить ситуацию. Никиту давно занимал вопрос: почему один день? Почему не неделя или месяц? Почему для массовой пытки выбран один бесконечный день?
Сначала думалось, что через год, максимум — два, всё закончится. Но похоже, что 4 августа наступает уже не один десяток лет.

Казалось бы — а что такого? Возможность вечной жизни в рамках отдельно взятой планеты — это ли не прорыв в науке? По собственному опыту Ник мог утверждать: вечная жизнь хороша только тогда, когда вокруг тебя что-то меняется. Появляются новые фильмы, книги, гаджеты, возможности. Но нет. Основным условием работы Потока было сохранение заданного хода событий. Не менялось ничего, росло только количество трупов на улицах. Может, учёные отчаялись и завтра никогда не наступит? Наверное, это сложно — заниматься научной работой, когда поутру все записи и наработки исчезают, а полагаться приходится только на собственную память.

Размышляя подобным образом, он шёл по привычному маршруту, игнорируя происходящее вокруг. И едва успел увернуться, когда байкер протаранил мотоциклом витрину, с которой Никита мгновение назад поравнялся. Гнев сжал горло, Ник подскочил к незадачливому самоубийце, рывком поднял его на ноги, вытащил на тротуар — и отступил: всполохи на небе из голубых стали фиолетовыми. Это означает только одно — меняется путь Никиты в Потоке, если он сейчас ударит байкера, то станет повторять это изо дня в день. Через разбитую витрину на них глазел продавец. Ник досадливо скривился и собрался уйти, как продавец закричал:
— Свежие новости! Не смей уходить, не купив газету, ты всегда берёшь свежие новости!
— Мужик, смени формулировку на «вечные новости», — пробурчал Никита, но газету всё же взял.

Уже спускаясь в переход, ведущий к супермаркету, он обернулся. Байкер по-прежнему сидел на асфальте, сжав голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону. Неподалёку семенила какая-то шавка, шарахаясь от горящих автомобилей и перескакивая лужи крови.

Ник выдохнул и шагнул в сумрак перехода. Парень с безумными глазами, размахивая листовками, призывал разрушить Поток. Он стоял тут уже очень давно, твердя одно и то же. Вот и сейчас до Никиты донеслись обрывки его речи:
— … вы можете жить, а не проживать... им придётся принять... остановить Поток... мы сами питаем его энергией... Мы — белки в колесе вечного двигателя!
Возможно, парень был прав. Пугало только то, что он стоит на горе из трупов, а толпа вокруг него с каждым днём всё редеет, пополняя мёртвый постамент.

В супермаркете было привычно тихо. Ну, как привычно. В оригинальной версии 4 августа тут звучал детский смех, сидели парочки в центре у фонтана, работал фудкорт, а у бутика стояла вереница девушек — баннер о тотальной распродаже никуда не делся, в отличие от покупателей.

Ник пошёл по рядам, тщательно выбирая салат, черри и груши. Миновал стеллаж с солью. За столько дней он прекрасно запомнил, что соли дома нет, но раз не купил её тогда, то не возьмёт и сейчас. В корзинку отправились чай и консервированная ветчина. Хлеба снова не было. Пекарни начинали работу ранним утром, когда 4 августа уже наступило. Похоже, что хлеб давно никто не печёт. Ник снял в банкомате деньги и оставил их на кассе. Парнишка-кассир молча кивнул, сидя с бутылкой пива на фудкорте. Он был самым молодым, наверное, практикантом, но оказался самым стойким — по-прежнему проводил в супермаркете день за днём, в отличие от его коллег.

Раньше путь с покупками до дома Никита проделывал на такси, но теперь это было невозможно. Аккуратно, стараясь не повторить участь Веры Васильевны, он шёл какими-то переулками. В старом дворике на качелях сидела маленькая девочка, а из распахнутого окна, словно издёвка, неслось: «It's raining men! Hallejulah! It's raining men! Hey, hey, hey...»
Ник поёжился и ускорил шаг...

***
— Итак, какие результаты на этот раз?
— Максим Сергеевич, количество суицидов достигло максимума, погромы и беспорядки носят только локальный характер.
— Что ж, отлично, Александр Львович. Осталось заручиться согласием наших коллег.

***
Потирая заспанные глаза, Никита распахнул холодильник и нащупал лоток с черри. Упаковки с яйцами на полке не было.