Стук / #309 / juli170378

…и аз воздам.
Послание к Римлянам апостола Павла, гл. 12, ст. 19

* * *

Стук. Мортон услышал его сквозь сон и в ужасе отполз в угол кровати.

СЕГОДНЯ

Кожа покрылась липким противным потом, в горле пересохло и почему-то захотелось завыть – тихо и жалко, как старый пес перед бойней. И больше ни одной мысли – только животный страх.

Он знал, что такое страх. Целый год пытался привыкнуть к нему, понимая, что все случится. Что не отсрочить, не избежать, не скрыться. И не ошибся.

Стук. Сначала за окном, как будто ветка царапнула по стеклу. Потом вдоль стены – тонкая костлявая рука скребет длинными ногтями, оставляя на камне глубокие борозды.

Он вжимается в стену, пытаясь раствориться, исчезнуть, не дышать. Онемевшие губы шевелятся сами собой: «Господи, не верю, но – спаси-и-и…»

Стук – уже возле двери. Скрип – и тишина. Мортон закрывает глаза – он не хочет, не может видеть, не может, не может… Вдруг шорох – и дверь с грохотом врезается в стену. «Кто-нибудь! Умоляю!!!» – но в безжалостной тишине ни звука. Онемевшие связки, судорожно сжатые руки, и страх слезами и потом течет на подушку.

– Милый, ты дома? – осторожно и ласково. – Эй, Мортон! Ты не забыл, какой сегодня день? Мы с Дэни…

Он задыхается. Ее голос – тихий, чарующий, и запах – лимон и вербена, а тело… Он должен увидеть, должен! Давай же, открой глаза! Ну же!

На ней сорочка из белого шелка, вся светится в темноте, и Нора плывет к нему, тянет прохладные руки.

– Милый, иди же. Я очень соскучилась, Мортон. Очень.

Он подается вперед – и… «Боже!» В ее волосах трава с их лужайки, и затхлые комья земли, и что-то шевелится там, у виска. А в сломанных пальцах…

– Смотри, что я принесла тебе, Мортон. Это Дэни просил передать. Он ждет тебя, Мортон. Мы оба ждем – там, в саду. Идем же.

Она медленно приближается и ласково уговаривает, зовет, зовет, зовет…

– Пожалуйста! Не надо! – он снова отползает к стене и остекленевшим взглядом смотрит на жену. – Не надо, Нора! Не на-а-адо!..

Когда утром за тяжелую железную дверь с маленьким окошком вошел надзиратель, Мортон был мертв. Он скрючился в углу кровати на разорванной в клочья простыне, маленький и жалкий. И только глаза его были широко раскрыты в каком-то невыразимом ужасе.

А когда тюремный врач констатировал смерть от остановки сердца, он заметил: в руке Мортона Авина был зажат маленький деревянный паровозик – единственное, что разрешили оставить заключенному психиатрической клиники, который год назад жестоко убил свою жену и трехлетнего сына.