Эссе #177 / DELETED

Итак, свершилось! Я - копирайтер! А иногда еще и рерайтер! Да Бог с ним, как это называется - главное, что я работаю в Интернете! При этом мне ещё начисляют какие-то баллы, ксапы и т.п. – то, что очевидно можно считать пусть пока виртуальными, но всё же деньгами!
Да нет-нет-нет! Не это главное. Будоражит другое! А именно то, что я работаю в интернете! Вы только вдумайтесь - Я! РАБОТАЮ!! В ИНТЕРНЕТЕ!!! Теперь на ненавистный вопрос "Где вы работаете?" я могу небрежно бросить: "Я работаю в Интернете. Тружусь в вирте. Нехило себя чувствую, знаете ли..." А потом еще этак к слову добавить :" Я ценю независимость. В том числе и материальную..." Боже, а на службе!.. Неужели я наконец-то смогу, глумясь в душе и мстительно хихикая, смотреть прямо сквозь бордовую рожу орущего начальника и, сохраняя невозмутимое выражение лица, заметить ему:" Знаете, дорогой патрон, вы мне надоели." А потом развернуться и уйти. Не дожидаясь окончания работы. Да хоть даже пойти и с бунтарским вызовом пить пиво прямо напротив входа в ад (т.е. на службу). И пусть меня лишат премии. Или уволят.
Я ненавижу собственное рабство!!!
Вообще стоит заметить, что в наибольшей степени приятные ощущения связаны были именно с забрезжившей вдруг возможностью наконец-то ни от кого не зависеть и спокойно работать в соответствии с собственным представлением о том, как надо, а как не надо; не надо ежеутренне умирать в общественном транспорте; не надо учитывать болезненно уязвимое, как у любого ущербного, самолюбие кретина-начальника; не надо присутствовать на корпоративах, описанию которых место разве что в учебнике судебной психиатрии. Да, в конце концов, не надо с замиранием сердца ждать очередной выдачи оскорбительной подачки в виде миски с похлёбкой и маисовой лепёшки (т.е. зарплаты), с трепетом прикидывая, чего же тебя могут лишить в этот раз!
Вот такие грёзы, подчас довольно крамольные, теснили мне грудь, кода в своей финансовой истории я увидел первое начисленное мне что-то, что хотелось именовать не иначе, как солидным словом "гонорар".
Призрачная мечта, дрожа, всё более принимала очертания реальности, в душе с абсолютным преимуществом доминировал позитив, я улыбался всем, и все улыбались мне. Даже пришедшая осень, казалось, смотрит на меня с лучистой улыбкой доброй старенькой мамы и гладит по переставшей вдруг кипеть, остывающей и только изредка запоздало булькающей голове.
Так продолжалось какое-то время. Может быть, две или три недели. Потом что-то стало не так. Нет, мне не надоело, Боже упаси! И работа не стала рутиной. Если говорить правду, это был страх. Да-да, именно! Глубинный ужас рефлексирующего интеллигента (уж простите за лесть самому себе) перед явлением неизвестным и необратимым, как новшества в русской грамматике. Точнее, смутное беспокойство появилось достаточно быстро, дней через десять после начала работы. Но тогда от него еще удавалось как-то отмахиваться. Дальше - хуже. Я стал замечать за собой странные вещи. Например, покупая в магазине мороженые овощи, я прочитал состав на упаковке и мгновенно перегруппировал его в соответствии с принципом "близко к тексту". Обыкновенное заключение, которых я по долгу службы уже написал, наверное, тысячи квадратных километров, я написал так, что читавшие его рыдали - столько там было авторской души. Но всё же заплаканный шеф не принял мою работу, потому как не узнал. А я ведь всего лишь слегка иначе изложил годами существовавший шаблон.
Но самое ужасное - это мои взаимоотношения с классиками. Гении, перед которыми я благоговел с детства, сейчас, вероятно, смотрят на меня с небес и укоризненно качают косматыми мудрыми головами. Я же перекраиваю их уже АВТОМАТИЧЕСКИ!Ну сами посудите, что я сделал с Бедным Николаем Алексеевичем Некрасовым - сам того не желая, заметьте!

Вот его строки:

Однажды, в студённую зимнюю пору
Я из лесу вышел, был сильный мороз.
Гляжу, поднимается медленно в гору
Лошадка, везущая хворосту воз.
И шествуя важно, походкою чинной
Лошадку ведт под узцы мужичок
В больших сапогах, в полушубке овчинном,
В больших рукавицах, а сам - с ноготок...

А вот что получилось у меня:

Однажды, в студённую зимнюю пору
Я из лесу вышел, был сильный мороз.
Гляжу, поднимается медленно в гору
Колонна ли пленных, иль пьяный обоз,
И в шествии этом безликом, бесчинном,
Сквозь зубы бранясь и не глядя окрест
Шагают усталые злые мужчины,
Судьбу на горбу волоча, словно крест...

Когда я осознал, что со мной произошло, меня обуяла паника. Я метался, не зная что делать. С отвращением к самому себе я уже бессознательно, прямо на ходу, без остановки сочинял бесконечные вариации на классическую тему. Объяснялся стихами в магазине, а в личных письмах - цитатами с продуктовых упаковок. Но и это ещё не всё! В моём несчастном мозгу как ярчайшие лампы, вспыхнули вдруг арии и ариозо из опер и оперетт - я начал ПЕТЬ! Я пел о колбасе, котлетах, о том, что я хочу в туалет! Пел, ругаясь с женой по всяким житейским мелочам, пел воспитательные беседы своему малолетнему бандиту-сыну! Дома у меня начался бедлам. Обращаясь к супруге с какою -нибудь зауряднейшею просьбой, я доводил бедняжку до слёз, произнося фразу на все лады, бесчисленное количество раз переставляя в ней слова и не забывая о синонимах. Призрак скорого помешательства уже примостился у меня на коленях, как котенок, когда он устраивается у вас на руках надолго и мурлычет, сообщая об этом...

Со временем, однако, всё устроилось. Нет ничего такого, к чему человек не мог бы привыкнуть.(Кроме, разве что, благополучия ближнего. Но и оно, слава мудрости Создателя, не вечно. Вот почему с ним всё же можно мириться.) Я по-прежнему копирайтер. И пусть восторги первых дней поулеглись, со мной осталась моя тихая беспричинная радость небуйно помешанного. Классики поворчали да и плюнули - ну что с него взять, дескать. Моё болезненное многословие утихло само собой. И пыхтя ночной порой над кучей набранных заданий, я кромсаю и сшиваю их, создавая требуемое, бормоча одними губами: « Мы не рабы, рабы не мы!»

Gudwyn.