Ошибка профессора Макинтоша / #8 / silverponds

- В сущности, что такое волшебство? – Спросил профессор Макинтош, откусывая платиновой гильотиной кончик сигары из лучшего кубинского табака.

На столе стояла початая бутылка «Гленфиддиха», с округлого зелёного бока которой на меня бесстрастно смотрела голова оленя. В бокале богемского хрусталя янтарём поблескивал виски двенадцатилетней выдержки. Профессор явно понимал толк в крепком алкоголе.

Я судорожно сглотнул. Такой виски был мне не по карману, а стоимость платиновой гильотины явно превышала мой годовой заработок в редакции «Aberdeen nature», штатным репортёром которой я с недавних пор являлся.

Профессор встал с кресла, подошёл к камину и прикурил сигару от лучины, целый пучок которых был вставлен в специальный держатель. Набрав в рот ароматного дыма, с наслаждением выпустил его через ноздри, на мгновение став похожим на сытого дракона.

- Для людей античности или средневековья многое из того, что для нас является привычными деталями повседневности, казалось бы проявлением сверхъестественного. – Произнёс он, снова усаживаясь в кресло. - И если бы человек, вооружённый научными знаниями просвещённого девятнадцатого века, попал бы ко двору Сервия Туллия, или, скажем, в Венецианскую республику времён дожа Лоренцо Чельси, то его посчитали бы великим волшебником.

- Простите, профессор, - робко вставил я, - но по заданию редакции я должен подготовить репортаж о ваших научных работах. Не могли бы вы…
- Успеется, успеется, молодой человек. Не хотите ли выпить?

Он с мастерством престидижитатора извлёк откуда-то из-под столешницы второй бокал для виски и уже потянулся к бутылке, но я его остановил.

- Простите великодушно, профессор, но я вынужден отказаться. Уж не обессудьте.

Бокал столь же быстро исчез со стола. Кажется, это была не первая бутылка «Гленфиддиха», потому что Макинтош пребывал в крайне приподнятом состоянии, и следовать в русле согласованной ранее беседы вовсе не собирался. Приходилось подлаживаться под настроение мировой знаменитости в надежде выудить во время беседы хотя бы крохи сведений, способных удовлетворить ожидания главного редактора.

- Если бы современный учёный попал в средневековье, - сказал я, - то его, скорее всего, ждало бы аутодафе.
- Именно, юноша, - перебил меня Макинтош, - его объявили бы слугой сатаны, и инквизиции прибавилось бы работы. Как хорошо, что мы живём именно сейчас!

Последнее заявление показалось мне странным, но я не стал перебивать профессора, надеясь, что моего искусства стенографии будет достаточно, чтобы успеть записать сказанное без купюр. Я извлёк из внутреннего кармана сюртука блокнот с химическим карандашом и начал записывать.

- Впрочем, давайте, действительно, поговорим о моих скромных научных достижениях. Итак, что вы хотите услышать в первую очередь?

Я на мгновение оторвался от блокнота.

- Ну, скажем, о механическом человеке. В салоне леди Стюарт он произвёл настоящий фурор. А его способность к шахматной игре позволила посрамить самых искусных шахматистов королевства.

Макинтош высокомерно улыбнулся и махнул рукой.

- Пустое. Понимаю, вам это должно казаться шарлатанством или колдовством?
- Признаться, в свете вспоминали фон Кемпелена, который в прошлом веке провернул схожий фокус при дворе Марии-Терезы.
- Я вас понимаю. Слово «робот» ещё предстоит изобрести через двадцать с лишком лет. А сами разумные машины – ещё позже. Вы готовы, юноша, выслушать мою историю? Кстати, не желаете ли виски?

Кажется, он забыл, что я один раз уже отказался от предложения. Увы, он слишком пьян.

- Благодарю, профессор, но я воздержусь. Мне нужна трезвая голова.
- Как хотите. Итак, приступим. Мои научные достижения внушают современникам благоговение, и это заслуженно.

- И это не только механический человек, - подобострастно вставил я, - ваши биологические опыты позволяют говорить о том, что вы создаёте новые полезные для человечества виды животных, которые естественным путём возникнуть не могли. А ещё…
- Юноша, - поморщился Макинтош, - я очень не люблю, когда меня перебивают. Не делайте этого больше.

Я пристыжено умолк.

- Продолжим. Буду краток. Все мои научные достижения объясняются очень просто. Я не принадлежу современной Европе. Моё время наступит через шестьсот лет, считая, от первого дня лета нынешнего одна тысяча восемьсот девяносто восьмого года. Там, в своём времени, у меня было слишком мало возможностей для реализации своих амбиций, но здесь, среди неискушённых аборигенов, я способен, демонстрируя самые примитивные научные устройства и приёмы, достичь больших высот в науке, получая взамен очень большие приятности.

Он пьяно ухмыльнулся.

- Конечно, все виды наслаждений, доступные моим современникам, в вашем мире попросту невозможны, но ко всему привыкаешь. И я тоже привык.
- Но… - я смотрел на него ошарашено, - это же невероятно. Неужели в будущем научились путешествовать во времени?
- Конечно. Правда, путешествия строго регламентированы, но мне удалось обойти запреты.

Он взял со стола сигару, которую он во время нашей беседы положил на палисандровую столешницу. Она погасла, оставив на драгоценной древесине уродливое чёрное пятно.

- Ерунда, - сказал Макинтош, - закажу новый стол.

Профессор поискал глазами, от чего бы прикурить. Снова идти к камину он посчитал нерациональным, поэтому прикурил прямо от пальца, предварительно начертив им в воздухе замысловатую фигуру. И тут меня ТОЛКНУЛО.

А я же почти поверил, что он – банальный пришелец из будущего. Но нет, это именно тот, кого мы искали уже полгода по всем странам всего девятнадцатого века. Я начертил химическим карандашом в блокноте первый знак орхонского магического письма… Всё! Профессорский кабинет вычленен из окружающего пространства и времени. Теперь ему никуда не деться. Макинтош застыл в кресле неподвижно, держа в отставленной руке дымящуюся сигару.

- Знаете, в чём ваша ошибка, Балор? – Спросил я.

Он не мог говорить, но по глазам было видно, что очень желает узнать.

- Вы потеряли чувство меры. Не скрою, вы доставили нам немало беспокойства, но, как гласит параграф семь из Устава поисковиков, «обращайте внимание на несоответствия». Ваша деятельность слишком сильно выходила за рамки науки девятнадцатого века. Сначала, правда, я поверил, что вы – обычный беглец во времени, но эта последняя выходка с прикуриванием от пальца всё расставила по местам.

Балор слишком расслабился, слишком поверил в свою неуязвимость. Да ещё этот алкоголь. В нашем деле всегда следует пребывать в трезвом уме! Способность говорить частично вернулась к Макинтошу-Балору.

- Что со мной будет? – сипло спросил он.
- Согласно Уголовному кодексу, распространение магии на миры, для того не предназначенные, карается заключением на срок до бесконечности. Но в вашем случае, думаю, это будет не больше полутора тысяч лет на цериевых копях Скривнуса. Впрочем, последнее слово за судьями.

В дверь постучали. Войти никто не мог, но всё равно надо было торопиться. Я начертил в блокноте последний знак орхонского письма. И кабинет опустел…

Когда спустя полчаса полицейские взломали дверь, они увидели лишь опрокинутое кресло и лежащую на дубовом паркете потухшую сигару.