Антрацит / #290 / Milli_Ts

Когда ID-браслет на моём запястье стал раскаляться, я поняла, что откладывать поход к генетикам больше нельзя. Мне предстояло разобраться хотя бы с одной проблемой, и это радовало. В любом случае промедление ничего не решало. Днём раньше – неделей позже: что изменилось бы в моей жизни?

Моё появление на свет не было случайностью или ошибкой. В мире, где все жили вечно, всё ещё рождались дети, но как-то лениво, через силу, словно затухающее пламя чего-то знакомого, но безнадёжно утерянного. Маме захотелось почувствовать себя мамой. Так объяснялось моё появление на свет. В семье с основным недостатком в виде чувственности это было нормальным. Дедушка ни слова не сказал на то, что ему придётся покинуть Землю, чтобы освободить место для младенца, которого он даже не знал: только вздохнул, крепко поцеловал бабушку и отбыл покорять неизведанные просторы Вселенной. В мире, где все жили вечно, расставаниям с неизвестным сроком годности не придавалось значения. Бабушка, как и полагалось пространственной вдове, слегка погоревала, а затем с головой окунулась в новую для себя социальную функцию. Когда мне исполнилось двадцать, пришло и моё время стать полноценным членом общества, получив своё право на бессмертие с одной-единственной обязанностью – жить вечно.

Поднимаясь по пыльным ступеням «Генетария», я прикладываю недюжинные усилия для того, чтобы не выглядеть ни испуганной, ни растерянной. Заправляю в причёску выхваченные из неё ветром чёрные с серебристым отливом пряди, давшие мне когда-то имя – Антрацит. Вспомнив о горделивой осанке, призванной показать мою уверенность в себе, расправляю плечи. Встречающий меня в холле БРК (био-робот-клон) – единственный законодательно возможный вариант искусственного человека, подходящего для всего, что только может понадобится человеку естественному (изнурительный физический труд, сложные математические расчёты, органы для пересадки в случае незапланированной катастрофы и т.п.) – приветливо улыбается, официальным тоном зачитывает основные положения и, вцепившись в плечо, настойчиво подталкивает к одному из отборочных отсеков.

Насилие – излишне: я не собираюсь вырываться. Похоже в XLI веке только я знаю, что от себя не убежишь. День за днём меряя шагами крохотную комнатку, созданную моей фантазией чувствительными к ИФП (интеллектуально-физическим потребностям) материалами, я не сразу понимаю, что прошёл день, за ним второй, а потом и третий. У меня есть еда и вода, уютная кровать и чудесный вид из окна на старинный город с красными черепичными крышами. Никаких изысков. Только самое необходимое. Если не считать камина, около которого я оказываюсь каждый раз, когда мне становится грустно.

Знаю, что должна думать о том, какую молекулу убрать со стержемера для активации гена бессмертия, но чем ярче представляю себе структуру ДНК, тем сильнее мне хочется сделать что-то выходящее за грани разумного: к примеру, погрузить ладони в тлеющие угли, чтобы вырвать из груди терзающую её боль... По ночам мне снится Аркадий. Мы бродим по старинному городу, в котором он когда-то родился, и смотрим на пламенеющие под солнцем черепичные крыши. А потом я его теряю. Днём я думаю о возможностях, которые мы приобретаем вместе с вечной жизнью, и немного тоскую по чудесным маминым волосам, то расцветающим нежными голубыми розами, то опадающим с тихим шелестом ворохом рыжих кленовых листьев. Мне нравилось играть с ними в детстве, и я до сих пор наивно полагаю, что трансформационное умение – одно из самых интересных во всей структуре ДНК (не чета умению запоминать неограниченные объёмы информации или бегать по саванне быстрее гепарда).

Когда я начинаю кричать по ночам, тщетно пытаясь удержать в своей жизни повернувшегося ко мне спиной Аркадия, рядом с камином появляется изумрудное дерево, сплошь усыпанное мерцающими снежинками и разноцветными леденцами. Оно пахнет морем, и напоминает мне картинку из старой книжки, найденной на складе ненужных вещей. Кажется, там было что-то про Рождество... Больше я ничего понять не смогла, поскольку все, к кому бы я ни обращалась с вопросом о Господе, болезненно морщились и отрывисто бросали: «Это было давно. Когда ещё была Смерть. Забудь».

О смерти мне думать страшно. Это природный инстинкт: жить ради самой жизни! Не обращая внимания на повторяющиеся витки бытия; отдыхая от них в снах, длинною в жизнь... Но когда дело доходит до коррекции стержемера, и БРК спрашивает, что будем снимать, я забываю назвать цифру, думая только о том, как распадаюсь на части без Аркадия, теряю свою цельность, теряю себя. Мой ответ звучит в такт моим мыслям:
- Всё...

Послушный второму закону робототехники БРК молекула за молекулой обнажает мой бессмертный стержень и, чем прозрачнее тот становится, тем сильнее тускнеет окружающий меня мир. ID-браслет спадает с меня вместе с телом. Реальность становится чёрно-белой, начинают исчезать звуки, запахи, значения. Последнее, что я слышу: «В былые времена люди сами знали, когда им пора... уходить». Первое, что я чувствую: меня ЛЮБЯТ...