Вытянутые пропорции души / #53

В шумном средневековом городе Голубинбург жил скульптор Пабло. С самого утра до позднего вечера его руки не знали покоя: молот и зубило звучали размеренно, как сердце мастера. Звуки эти напоминали воробьёв на площади, спорящих за крошки. Этот такт задавал дыхание городу.

Пабло высекал святых для нового собора — высоких, стройных, устремлённых к небу. Он был известен своим упрямством, странными решениями и привязанностью к птицам: его статуи имели слишком длинные шеи, вытянутые пропорции, словно искажённые отражения в кривом зеркале. Горожане шептались, что он чуть ли не плут, который умудряется обманывать не только глаза, но и здравый смысл. Но Пабло стоял на своём: он верил в красоту, которую пока никто не видел.

На площади за мастерской шёпот уже превратился в насмешку. Горожане, увидев полуготовые фигуры, крутили пальцем у виска.

— Гляди, он опять своего длинношеего выдумывает!
— Да это не святой, а журавль в рясе! — хихикали торговки.
— Птиц он слишком любит, вот и лепит из людей то, что видит в голубятне!

Пабло молчал, продолжая труд. Но чем громче смеялись люди, тем тяжелее становилось у него на сердце.

Время тянулось, словно пёрышко по ветру. Каменные фигуры множились в мастерской, а смех учеников и перешёптывания горожан, казалось, застревали между стенами. В душе гремела пустота. Он поставил молот на стол и сел на каменный блок. «Может, бросить всё…» — думал он, глядя на вытянутые шеи своих святынь. Но в этот тёмный момент за дверью мастерской появился странный свет. Он увидел силуэт девушки. Её глаза зелёного цвета останавливались на каждой фигуре, и вместо насмешки или удивления она тихо сказала:

— Это… гениально.

Слова, простые и тихие, прозвучали как колокол в его сердце. Пабло впервые за долгое время почувствовал, что кто-то видит мир так же, как он.

Каждый день Аполлинария приходила в мастерскую. Наблюдала за работой Пабло, наклонялась к фигурам и прикасалась к камню пальцем, будто чувствовала пульс самой жизни.

Дни летели. Фигуры медленно обретали форму, а присутствие Аполлинарии давало Пабло силы. Она не спешила раскрывать свои тайны, и он не задавал вопросов. Со временем Пабло заметил, что Аполлинария смотрит на его работы не просто глазами, а словно сквозь них, улавливая линии и пропорции, которые ускользают от других.

Каменные фигуры наконец были готовы. Им предстояло занять место на фасаде собора. Медленно, шаг за шагом, статуи поднимали наверх. Каждый новый блок, каждая вытянутая шея — всё становилось частью гармонии на высоте, которую он видел давно, но которую никто не замечал. С высоты пропорции выравнивались: длинные шеи словно укорачивались и казались идеальными.

Когда поставили последний камень, люди на площади замерли. Высота открыла новое видение, и в толпе появились первые взгляды восхищения. Пабло остался верен себе, и мир наконец признал его. Аполлинария сделала шаг из толпы вперёд — и мир будто остановился. Свет играл на её лице. В тот момент он понял: она была не просто вдохновением, не просто другом. Словно в ответ на его мысли, Аполлинария улыбнулась — и затерялась среди лиц и голосов. Скульптор бросился за ней, но по дороге его остановил крик ученика. Пожар. Мастерская Пабло полыхала. Пламя пожирало всё. Он вынес из огня только один необработанный зелёный камень.

Лишившись мастерской, Пабло потерял и дом. Город раскинулся перед ним бесконечными улицами и переулками, по которым он блуждал, словно в поисках самого себя. Через несколько дней Пабло случайно наткнулся на старую мастерскую у реки. На стенах — рисунки и схемы анаморфоз. Подпись в углу: «А По Линария». Сердце Пабло бешено забилось. Он понял, почему она сразу увидела в нём родственную душу.

Годы спустя на площади Голубинбурга появилась новая статуя девушки с глазами, в которые был вставлен тот самый зелёный камень цвета глаз Аполлинарии. Когда на него падал свет, казалось, что взгляд оживает.

Пабло остался один, но был спокоен. Она не должна была остаться — она должна была открыть путь.

Отправить донат автору