Стать мужчиной / #100 / prepod100500

- Мир становится меньше, - произнес один из старейшин.

Сидящие вокруг костра старики дружно закивали. Пламя бросало блики на их сморщенные, словно сушеный финик, лица, отчего гротескные тени то выпрыгивали из глубоких морщин, то снова трусливо прятались.

Маленький Афири, затаившийся за углом хижины, навострил слух, но продолжения странного разговора не последовало. На следующее утро он, на всякий случай, осмотрел окрестности поселения. Огромный и яркий мир и не думал уменьшаться: небо было таким же бескрайним, желтое солнце все так же посылало свои палящие лучи на открытые просторы саванны. Детям все вокруг кажется большим и бесконечным. Однако взрослея, Афири тоже начал замечать изменения. Многие традиции племени упрощались. Острые кромки древних обычаев сглаживались, подстраиваясь под изменяющийся мир. И только правила инициации вот уже тысячи лет оставались незыблемыми: чтобы стать мужчиной, мальчик должен в одиночку убить льва.

Афири с раннего детства готовился к предстоящему испытанию. Закалял свое тело и дух. Он усердно молился, прося Нгаи сделать его руки сильными, а глаз зорким. Бог молчал. Но с каждым днем бег мальчика становился быстрее, прыжки – выше, а брошенное копье все чаще попадало в старую коровью шкуру, специально растянутую на стене крааля.

Шли годы. Яркое африканское солнце выжгло из юноши весь страх и сомнения, а многочисленные тренировки незримой нитью связали две цели в одну. Куда был брошен его взгляд, туда теперь попадало и копье. Сверстники Афири тоже показывали хорошие результаты. И когда все шаловливые мальчишки превратились в спокойных долговязых подростков, старейшины назначили дату торжеств. Багряный солнечный диск едва успел подняться над горизонтом, когда Афири покинул поселение. Другие юноши племени еще только наносили на лицо ритуальную раскраску, а он уже начал свою первую охоту.

Двое суток будущий моран бродил по саванне, разглядывая следы. Периодически забирался на ближайшую акацию и часами неподвижно сидел в ее кроне, обозревая окрестности. Но сколько он не вглядывался в дрожащий от марева горизонт, желанная добыча на глаза не показывалась, и парня начало одолевать отчаяние. Холодные щупальца безнадеги все чаще проникали в голову, сдавливая виски, а воображение рисовало картины его позорного возвращения в поселение.
«Ну уж нет! Лучше сразу достать сими и перерезать себе горло, чем всю жизнь терпеть насмешки и издевательства от соплеменников».

Парень встряхнул головой, прогоняя безрадостные мысли и решительно направился к реке. На той стороне начиналась чужая территория, но нужда заставила Афири пойти на риск и нарушить границу. Он преодолел брод и, выбравшись на красный глинистый берег, продолжил свои поиски. Однако и на другом берегу львов не нашлось. И тогда он двинулся вдоль течения реки, все больше отдаляясь от родных мест. Менялся пейзаж, закаты сменялись рассветами, а парень все шел. И, наконец, удача ему улыбнулась.

Ночь не самое лучшее время для охоты, тем более на льва, но ждать до утра было выше его сил. Поэтому Афири медленно подкрадывался, стараясь держаться подветренной стороны. Зверь был где-то рядом. Чуткие ноздри парня уже улавливали тяжелый запах звериного логова. Хватало и других незнакомых ароматов, но этот перебивал все остальные. Он витал в ночном воздухе и словно манил к себе, нашептывая: «Иди сюда, мальчишка, и докажи, что ты достоин стать воином». И Афири покорно пошел на зов.

Парень преодолел очередное препятствие и огляделся, пытаясь понять, куда двигаться дальше, но идти не пришлось. Лев сам нашел его. Сгусток тьмы впереди шевельнулся, вздохнул, и сумрак прорезали два янтарных глаза. Несколько мгновений человек и зверь просто смотрели друг на друга. Потом лев приблизился. Пара грациозных шагов, и вот он уже стоит на краю освещенного пространства. Крупный взрослый самец с шикарной гривой, а в пяти метрах от него – тщедушный подросток с тонким копьем в руке. Казалось, результат сражения уже предрешен, но история их народа доказывает обратное: племена масаев все так же многочисленны, а вот львов в округе практически не осталось. Хотя, по правде сказать, основной вклад в уменьшение популяции внесли белокожие охотники. Они периодически приезжали на быстрых машинах и отстреливали хищников и других крупных зверей, бросая нетронутые туши на радость падальщикам. Так что парню сильно повезло найти льва.

Зверь не спешил проявлять агрессию. И чем дольше он медлил, тем сильнее росла уверенность Афири в благополучном исходе охоты. Юный масай покрепче стиснул копье и начал медленно смещаться вправо, подыскивая лучший обзор. Лев отреагировал на этот маневр своеобразно: лег на землю и вытянул передние лапы далеко вперед. Всем своим видом показывая, что не воспринимает рослого, но стройного, как тростник, Афири в качестве источника угрозы. Лев был сыт и спокоен. Чего не скажешь о самом парне, который уже два дня ничего не ел. Да и спокойным его сложно было назвать, ведь всего один бросок копья отделял его от того, чтобы стать мораном – младшим воином. Еще несколько ударов сердца, и он получит право вступать в брак, иметь собственное имущество и вести торговлю.

Афири обошел льва сбоку и замер, затаив дыхание. Едкий тревожный комок внезапно поднялся из глубин ноющего от голода желудка. В горле запершило. Заслезились глаза. Афири сглотнул наполнившую рот горечь и вскинул копье. Острый листовидный наконечник тускло блеснул в свете фонарей и отправился в свой стремительный полет.

«Чтобы один получил право завести семью, другой должен умереть», – таков древний закон.

Но у жителей каменных хижин нашлись собственные законы, которые, как оказалось, запрещали убивать львов. Поэтому мир Афири в ту ночь стал меньше.
Сначала он уменьшился до размеров сторожки охранника сафари-парка, куда его притащили после поимки (как оказалось, выбраться из вольера было сложнее, чем попасть в него). Потом – до размеров автомобиля, в котором его куда-то везли. И вот теперь он заперт в четырех стенах. Злые люди, в одинаковых синих одеждах, забрали у него оружие. Да еще и надавали тумаков, когда он попытался этому воспрепятствовать.

Афири уселся на холодный пол одиночной камеры и обхватил колени руками. Он жалел об утрате копья и меча. Но еще сильнее жалел о том, что может пропустить торжества, посвященные дню эморат. Торжества в честь того, что он стал мужчиной.