О мертвых хорошо / #109 / tesla888

По дому пополз слушок — пропала Любка из семнадцатой квартиры. Была она особой беспардонной, шумной, охочей до мужиков. В сорок пять лет почувствовала себя «ягодкой» и окончательно слетела с катушек. Достала всех вечным шабашем, но замечание делать — себе дороже! Заткнет, пошлет, да еще собачьего дерьма в почтовый ящик закинет. Сгинула, и черт с ней!

Однако один из бесчисленных ухажеров накатал заяву. Теперь по дому ходил молоденький следователь и, заливаясь стыдливым румянцем, выслушивал подробности ее беспутной жизни. Жильцы не выбирали выражений, надеясь, что когда Любка найдется, то полиция приструнит хабалку.

На второй день расследования стыдливый следователь заглянул к Эсмеральде Тимофевне. Как водится, дрогнул лицом, услышав клятую "Эсмеральду", и начал задавать вопросы.

Тимофевна не скупилась на подробности.

— Любочка замечательный человек. Моя лучшая подруга. Все врут про нее, потому что завидуют.

Полицейский молчал, чиркал в блокноте, выслушивая оду любкиным добродетелям.

Когда женщина выдохлась и заглянула в лицо собеседника, то обмерла. Милаха-следователь перестал быть милым. Бесстрастным, обыденным тоном задал вопрос, после которого она забыла, как надо дышать:

— Эсмеральда Тимофеевна, а тело Вы куда дели?

* * *

Эх, тоска. Ни песен, ни мордобоя. Раньше во всех квартирах коммуналки были, так двери и бутылки в Новый год всю ночь нараспашку. Ничего, скоро Любка забежит махнуть рюмочку. Веселая она баба, хотя и не без гнильцы.

Эсмеральда Тимофеевна пригубила вишневки, отвлеклась от мыслей о соседке и окунулась в воспоминания юности. Первым вспомнилось лицо папашки, наградившего ее звучным именем и нагадившим в карму. Эстет хренов!

Эсмеральда по его милости уже в двадцать пять лет стала Тимофевной, потому что народ в цеху отказывался выговаривать зубодробительное имя. Да и внешность никак не тянула на Эсмеральду. К полтиннику почти забыла свое настоящее имя...

Грохот в прихожей выдернул в реальность, а пыль ворвалась в комнату дымовой завесой. Тимофевна не удивилась. Рухнул очередной кусок лепнины, испортив и без того невеселый праздник. Пыль осела. Среди обломков гипса и штукатурки вдруг брызнула искорка.

Тимофевна ахнула, бухнулась на коленки и схватила искорку пальцами, сроду не знавшими маникюра. Это было колечко с зеленым камешком в серенькой, неброской оправе. Пальцы засуетились, перебирая обломки, выхватывали из пыльной кучи кулоны, серьги и сверкающие бусинки.

Пазл сложился сам собой. Тимофевна жила в старинном питерском доме, на фасаде которого лет сто ржавела табличка «Памятник архитектуры. Охраняется государством». Дом трещал, а жильцы проклинали государство, которое может и охраняло, но ремонтировать не торопилось.

— Клад. Это же я клад нашла!

Она вспомнила про государство, мстительно ухмыльнулась и потыкала в воздух дулей, намекая, что хрен поделится с родиной-уродиной. Входная дверь распахнулась. В прихожую ввалилась соседка Любка. Была она подшофе, но сокровища на полу заметила сразу.

В пьяных глазах полыхнул адский огонь. Тимофевна молниеносным апперкотом вырубила огонь вместе с Любкой. Вырубить получилось с первого удара, потому что в кулаке был зажат увесистый обломок гипса.

* * *

На допросе первым делом задала терзавший ее вопрос — на чем она прокололась? Следователь не стал держать эффектную паузу, ответил без затей:

— У вас редкая для женщины профессия — обвальщица на мясокомбинате. И только вы говорили о Любе хорошо.