Снадобье от кошмара / #122 / DELETED

Тревожной птицей я снова летела в промозглом тумане над чернеющим пятном болота, летела к тому, кто звал меня. Видела мужчину, который, истекая кровью, хватал жилистыми руками пучки травы, пытаясь ползти. Кошмар всегда заканчивался одинаково: воин умирал на моих руках, я просыпалась от боли в груди и застрявшего в горле крика. В этот раз он успел прохрипеть: «Найди меня», – а утром мне прислали электронный билет на поезд.

– Ты собралась? – втаскивая в квартиру бездонный чемодан, спросила моя тетушка.

На самом деле Кира еще и лучшая подруга, разница между нами три года. Она – поздний ребенок в многодетной семье, я – дочь ее среднего брата. Порядки у нас строгие: если с первой внучки волосок упадет – изощренные иезуитские пытки покажутся тете приятным массажем. А еще Кира вернет к жизни сломанный утюг, занимается рукопашным боем и стреляет так, что у присутствующих в тире мужчин отнимает речь. Под опекой такого телохранителя и помощницы моя незапланированная поездка обещает стать приключением.

– Билет я поменяла, купила нам в другом вагоне, – продолжала родственница. – Не передумала? Лучше бы к психотерапевту сходила. Это я, как врач, тебе говорю.

– Кир, от ночных кошмаров безвредное лекарство еще не придумали. Только здоровье терять.

– Хорошо, – примирительно согласилась она. – Запишем поездку как поиск волшебного снадобья. Фоторобот уже составила?

– Нет, конечно. Зато нашла резиновые сапоги и плащ-палатку.

– Сусанин ты наш. Держи список вещей, я тогда с ноутом поколдую, – Кира всунула мне в ладонь тетрадный лист, исписанный докторской вязью, и прошла в комнату. Чтобы установить программу, ей понадобилось несколько минут. Ничего удивительного: подруга рассматривает проблемы взглядом изголодавшегося по опытам ученого, который считает, что поиск решения – уже удовольствие.

– Натка, иди сюда. Давай посмотрим на твоего мучителя. Глаза помнишь?

– Я помню запах крови, стоялой воды и тины. В голову не пришло рассматривать глаза умирающего, – ответила я достаточно резко, пытаясь выудить перчатки с верхней полки.

– Не сердись. Давай хоть приблизительно сделаем, будем знать – кого искать.

Мы перебирали коллекцию глаз-подбородков почти час. Одновременно я утрамбовывала чемодан: берем с собой теплые вещи, хотя за окном почти августовская жара. Осень – рыжая дива, характер непредсказуемый.

Дорожный костюм Киры смотрелся восхитительно. Хоть сейчас готовая иллюстрация в глянцевый журнал «вот так должна выглядеть уважающая себя девушка». Легкое шифоновое платье, джинсовая курточка, приятный загар. Я на фоне нее в джинсах и футболке – нечто без отличительных женских признаков, этакая «кочка лесная обыкновенная». Но меня это никогда не беспокоило. Как родственница маскирует умные глаза гламурными очками, играя Барби и вовсю эксплуатируя образ, так и мой облик простушки не более, чем маскировочный халат.

В купе мы оказались одни, в межсезонье путешественники ленивы. Надеюсь, вояж будет занятным: я взяла отгулы, родственница в отпуске. Будем искать, заодно побродим по запутанным улочкам, заглянем в сувенирную лавку… Не особо я верю в мистику, а вот то, что поездку подстроили старшие – вполне возможно.

От приятных мыслей меня оторвала Кира:

– Ты сиди, схожу проверю, кто еще в том купе обосновался. И кто рядом едет.

Она повертелась перед зеркалом, привычно натянув на лицо маску высокомерного равнодушия. Затем, слегка покачивая бедрами, отправилась на разведку. А через десять минут влетела назад разъяренной ведьмой.

– Нет, каков хам! – клокотала от негодования родственница.

– Неужели нашелся мужчина, который не клюнул на столь эффектную барышню? – я оторвалась от созерцания проплывающего за окном леса, который после грибного дождя переливался под лучами заходящего солнца оранжево-бордовыми звездочками, и с интересом посмотрела на Киру, которая от возмущения уже сдернула с верхней полки матрас, постелила постель и взбила подушку.

– Мою подушку поколоти для успокоения, – предложила я. – А я пока прогуляюсь. Надо же посмотреть, какой мужчина довел тебя до кипения.

Я пошла, а вернулась, пылая гневом.

– Тебе не стыдно? – набросилась я на Киру, пытаясь спокойно закрыть дверь напряженными от злости руками. – Так увлеклась, что не дошло? Между прочим, у вас одинаковый пустынный загар. Вы оба патроны в Сирии считали. Зачем ты ему руку дернула, она еще после ранения не зажила?! Напомнить, что чувствует человек, когда на войне друзей хоронит?!

– Прекрати, я помню, – родственница расстроенно откинулась на сиденье. – Лучше скажи, как у тебя это получается? Пять минут – и с нашей Наткой доверительно поделятся кодом от сейфа.

– Годы тренировок, – ответила я, успокаиваясь. – В Семье все такие разные, при желании научишься быть мудрой, ласковой и внимательной. Давай чаю попьем, я в термосе заварила. Твой любимый.

– Можно было догадаться, что без солдат не обойдется, – Кира снова держала эмоции под контролем: чтобы быть лучшим хирургом, нужно уметь переключаться. – Во сне ты пыталась спасти воина. Я отправлю «портрет» одному товарищу, он не самый последний человек в армии.

Пока я доставала простенькую провизию и разливала чай, клавиатура смиренно повиновалась приказу чувствительных пальцев тети – по экрану быстро побежал текст.

– Неплохие у тебя знакомые, не у каждого есть доступ к такой базе. Оперировала?

– Было дело. Боевые офицеры в офисах не отсиживаются. Может, найдет что до нашего приезда, – она вздохнула и взяла кружку.

– Еще приблизительное время смерти укажи. Три-четыре года назад.

– Хорошо. Отправляю. Мне так стыдно. Пойду извиняться, заодно и руку осмотрю.

Кира отставила чай, достала из косметички тоник, смыла безупречную раскраску ухоженной дурочки, поправила волосы и ушла.

Ее не было часа три. Когда я заглянула к ним в купе, они беседовали так, будто встретились две половинки: осторожно изучали друг друга, с радостью и удивлением принимая безусловную близость. Разумеется, в гостиницу мы не поехали. Алик пригласил нас к себе и практически сразу стал также бережно относиться ко мне, как и тетя.

Пока друг готовил завтрак, я тихонько наклонилась к безоружной перед чувствами Кире:

– Кажется, ты влюбилась. А как же армия поклонников?

Родственница порозовела:

– Поклонники были, есть и будут. А люблю я Алика.

– Прости за любопытство, а чем он тебя покорил? – спросила я едва слышно.

– Он сквозь эту мишуру увидел меня настоящую, – улыбнулась она.

Мы сидели за столом, когда пришло письмо со списком ребят, погибших и похороненных в этом городе. Двадцать семь человек. Пять дней ушло на то, чтобы объехать и поговорить с близкими, под разными предлогами выпрашивая и рассматривая фотографии. Но увы, нужного человека не было.

– Натка, это ведь не полный список, – задумчиво сказал Алик. – Если группа работает, информация остается закрытой. Ради безопасности. Думаю, стоит прогуляться по кладбищу. В городе их три, работающее – одно.

– Нам месяца не хватит, там полгорода лежит, – расстроилась я.

– А ты иди на боль. Вспомни сон, улови это ощущение. И иди туда – куда позовет. Может, сильнее колоть будет. Или наоборот, легче внутри.

Какой контраст: лицемерно-тоскливое кладбище, с его застывшими в печали мраморными ангелами, и солнечный день, когда по-детски безмятежно и радостно на душе. Я стояла на аллее среди многоликих крестов и оградок, пытаясь взрастить боль, но ничего не получалось.

– Ты не так делаешь, – подсказала Кира. – Попробуй сначала звуки услышать, потом дыхание травы уловить. И кровь, если запах из памяти сможешь вытянуть, еще туда.

Я закрыла глаза и постаралась ощутить мир. Листья тихонько танцевали осенний танец, нашептывая мотив и плавно опускаясь на землю. Уставшая от солнца белесая трава, напоенная влагой, распространяла тот особый сладковато-приторный аромат увядания и смерти. Сразу жгучая боль горячей лавой разлилась по телу, подчиняя его, делая послушным. И потянула вперед.

Мы прошли метров тридцать, когда огонь внутри схлынул, и я остановилась перед заросшей травой могилой. С седого от пыли надгробия смотрел он, Егор, воин из преследующего меня сна. И подпись под эпитафией «С любовью, жена и сын».

– Что дальше? – спросила я совета у друзей. – Могилу мы осмотрели, больше никаких подсказок. На памятниках вокруг тоже.

– Давайте поищем адрес жены, съездим туда, поговорим, – предложил Алик.

На звонок нам никто не открыл, зато из двери напротив высунула нос любопытная соседка. Оказалось, что Юля погибла два месяца назад, а Семена, трехлетнего мальчика, отправили в детдом. Когда наша розыскная команда вошла в игровую комнату, серьезный не по годам малыш сосредоточенно строил из кубиков разноцветный замок. Кира с Аликом переглянулись, взялись за руки, подошли к нему и сказали:

– Здравствуй, сын.

Суровая директриса под напором моего обаяния, денежных купюр из кошелька Киры и связей Алика сдалась через двадцать минут. И мы забрали ребенка домой.

Через день на привыкшем к толпам вокзале нас встречала Семья. Сема немедленно был обцелован, затискан, задарен игрушками. Каждому хотелось познакомиться с Аликом, поздравить Киру, а про меня все забыли. Мда, пора преобразиться в очаровательную красотку…

Ночью я снова стала птицей, летела на зов, но болота уже не было, а Егор стоял на краю обрыва, под которым плескалась бездна.

– Спасибо за сына. Мне пора, – он вздохнул и посмотрел вниз. – Так не хочется падать. Если меняешь святость воина на помощь живым, плата за это – пропасть.

– Возьми, – Я сняла самую дорогую для меня вещь, кулон, подарок Семьи.

– А ты?

– Знаешь, я поняла, что ради того, кого любишь, можно вернуться с того света. А это… такая малость, на самом деле. Нужно уметь жертвовать собой ради близких.

Егор улыбнулся, зажал подарок в кулак – и его образ стал таять, пока не превратился в свет.

Больше мне кошмары не снятся. Моя умница тетушка Кира и, оказывается, военный атташе Алик поженились, усыновили Сему, сейчас работают в Алжире. Я же захожу в церковь, ставлю поминальную свечу возле иконы Святого Георгия и молюсь, чтобы Егор оберегал нас на том и этом свете. Силой любви можно создать не только электронный билет, но и поменять наши судьбы.