Поезд в детство / #26 / Nenormas

За окном со скоростью 150 км/ч проносятся солнечные леса и реки. Барсик смотрит ошалелыми глазами, но потом ему надоедает, и он сворачивается уютным клубком, ко мне филейной частью. Ибо заслужила.

Рассеянно смотрю в окно.

Когда мне было 12, я слушала ночью поезда и представляла, как в одном из них я уезжаю в интересную жизнь, к приключениям. Огромный мир, где есть высотки, моря и горы ждал где-то там, откуда слышался прощальный гудок. Леса и озера мозолили глаза своей предсказуемостью и привычностью.

Вместе со мной на этих поездах уехали и другие мальчики-девочки. Учиться, жениться, работать, жить. Очень многих, учившихся одновременно со мной в этой сельской школе, я знаю и помню в лицо. Вот и сейчас, на выходе из поезда я встречаю знакомую с двумя детьми. Нас встречают. Ее - мать, потому что отца давно уже нет. Меня - отец, коллега ее покойного отца. Это проклятие и прелесть небольших поселков. Здесь все как-то связаны и все о тебе что-то знают.

Спускаюсь на платформу и ныряю в свои 14. Тот же заколоченный вокзал. Платформа. Я провожаю брата на учебу в город. Здесь куча молодежи. Наши общие знакомые проходят мимо. Я кручу головой по сторонам с затаенным ожиданием. Должен появится жизненно важный для меня мальчик. Городской. Он уезжает сегодня домой. Мне и радостно, и одновременно тоскливо, сердце бьется где-то в горле от счастья и ужаса. Наконец, я вижу его хотя бы издалека. Тут же усиленно делаю вид, что не замечаю. Электричка уходит. Я машу брату рукой на прощание. И остаюсь. Я отчаянно хочу-хочу-хочу тоже уехать. Хоть куда-нибудь. Как сказал Тютчев: «Ах, как я ненавижу отсутствующих, которых люблю…».

Устраиваю рюкзак с котом на заднем сидении. В принципе, тут и дойти можно, 1,5 км всего. Но у папы есть приятная обязанность встречать меня, и я не лишаю его этого удовольствия.

У дороги огромный камень. Если бы он умел говорить, он рассказал бы про меня десятилетнюю. Вот я, нехотя, нога за ногу тащусь к бабушке. Особо радоваться нечего, потому что у бабушки ждет только одно - работа. Прополка, сенокос, сбор колорадского жука – все то, что по мнению любого десятилетки, скука-скучная и гадость несусветная. А вот мы весело мчимся с папой на его голубом ИЖе уже домой, от бабушки. В поселке это был не единственный ИЖ. Но наш я отличала по звуку. Два папиных друга являлись счастливыми владельцами Уралов, которые для меня звучали совершенно одинаково - приятно-глуховатые “фыр-фыр”. Наш звучал звонко-радостно. И совершенно даже не так, как ИЖ у Ваньки, соседа. Когда мне будет 15, я прокачусь и на нем тоже. А вот я скачу в кроссовках с одного сухого места на другое, старательно избегая весенних луж и ручьев. Категорически не хочу являться в школу в резиновиках, потому что это стремно.

Бабушки уже нет, и в этом доме живем мы. ИЖа тоже нет. Сейчас мы проезжаем мимо камня на машине.

Сплю опять на веранде. Мое любимое место для сна летом. Она старая и застекленная по периметру. Но не так, как делают сейчас. Рамы разбиты на множество квадратов, в каждом из них на гвоздиках держится свое стеклышко. При любом, даже не сильном, ветре раздается перезвон стеклышек о гвоздики. Вот такие поющие окна. Все это занавешено старыми тюлевыми занавесками. Здесь стоят бабушкины кровати с железными спинками. Высокие, на уровне окон как раз. Поэтому, когда лежишь, в окна все видно за кружевным узором тюли. И с той стороны за болотом летом как раз рассвет. И еще здесь всегда пахнет летом и медом. Потому что мед мы качаем именно на веранде.

Ложусь в кровать и легкий перезвон уносит меня в мои 15. Помню, бежишь в июне после дискотеки домой. Уже рассветает. На траве роса и пахнет свежестью и болотом. Птицы уже начинают свое звонкое многоголосье. Забираешься на эту высокую кровать и сладко засыпаешь. Кровь в тебе еще гудит и поет от приключений, случившихся с тобой этим вечером, но мозг и тело уже устали и плавно уводят в мир снов.

Теперь мне 30. И вот я снова здесь летом. Отпуск. Со мной кот. Мы вроде взрослее и ответственнее. По крайней мере я. Но веранда пахнет все так же. Теперь с удовольствием пропалываю сорняки и ношу дрова, а не бегаю по свиданиям. Но когда ложусь спать, меня с головой, как ватным одеялом, укрывает звуками и запахами моей юности… По вечерам мы слушаем пение лягушек и смотрим на звезды. Ночью кот блюет от переизбытка эмоций, свежего воздуха и съеденной за день травы. Провоцирует цепную реакцию кошки. Нарушает мои сны о юности. Мои ответственные 30 встают посреди ночи и прибираются.

В окна дома заглядывает береза. В моем старом фотоальбоме я стою рядом с ней бессчетное количество раз. Почти каждое 1 сентября. Белый верх, черный низ. Строгая и нелепая одновременно девочка с оттопыренным ухом. Развилка в березе и бесстрашие, с которым я взбиралась на нее в 10, теперь стали далеки от меня как минимум на метр. Я была в горах, как и мечтала когда-то. Но на эту березу мне, скорее всего, уже не залезть.

В день отъезда на платформе та же знакомая с детьми. Ее провожает мама. А вот моя старая учительница с сыном и внучкой. Тоже провожает. На автомате возникает желание рассказать ей теорему Пифагора, которую, оказывается, еще помню. На платформе кучно. Снова… Но не так, как тогда, в 14. Ма заранее целует меня в щеку, папа хлопает по спине. Время словно провело по ним акварельной кистью, и они стали сейчас меньше ростом, белее и прозрачнее.

В поезде я, моя знакомая и сын учительницы не идем на свои места сразу. Мы стоим и смотрим в окна, как наши постаревшие родители машут нам вслед, оставаясь там, на этой границе времени, которую мы будем пересекать вновь и вновь, возвращаясь в свое детство.