Алёша / #64 / devatyh

Алёша жил на свете уже долго. Поэтому многое знал и умел. Он знал: папа такой большой, потому что ел много каши, а мама вовсе не кричит. Просто у нее голос такой.

Он знал, что у него, кроме папы и мамы, есть один дедушка, две бабушки и одна прабабушка. Которая, по ее словам, никак не может умереть.

Он знал, что мама сердится, если опрокинуть чашку с молоком. А ведь так здорово наблюдать, как белые ручейки стекают на пол. И подправлять их пальцем. И еще он знал, что ему два года и сколько-то там месяцев. Когда его спрашивали, скользко ему лет, он говорил:
– Два.
И показывал один пальчик.

Но Алёша умел не только считать до двух, а иногда и до трех. Он умел говорить «спасибо», «до свидания» и здороваться. Перед едой он самостоятельно мыл руки. Умел есть ложкой и с удовольствием ел хлеб. Он умел даже застегивать пуговицы. И за какие-нибудь двадцать минут мог запросто справиться с одной-двумя. В принципе, как говорила мама, он был неплохой, и даже хороший мальчик. Но с чем мама никак не могла смириться, так это с Алёшиным умением рисовать на обоях цветными карандашами. Папа в этом плане был спокоен, но мама... После очередного творчества Алёши, мама имела с ним нелицеприятный разговор, в финале которого Алёша каялся и клятвенно заверял маму, что более рисовать на обоях не будет. Однако через пару часов он чувствовал новый прилив творческих сил и находил припрятанные мамой карандаши...

Время от времени папа загорался обучением Алёши грамоте. Папа брал в руки большую книгу и сажал Алёшу на колени.
– Это что за буква? – спрашивал папа, указывая на две косые палочки, соединяющиеся вверху.
– Лэ, – говорил Алёша.
– А это?
– Кэ, – отвечал Алёша.
– Ну а эта, похожая на жука?
– Жэ.
– А теперь скажи: жук. Ж-ж-жук, – просил папа.
– Зук, – говорил Алёша.
– Не зук говори, а жук.
– Зук.
– Почему зук? – горячился папа. – Скажи жэ.
– Жэ.
– А теперь – жук.
– Зук, – говорил Алёша.
Папа скучнел, уходил в свою комнату и просил не беспокоить. Ну какой же глупый народ, эти взрослые. Неужели не понятно, что зук – это зук. А не комар или какая-нибудь муха.

Папа и мама иногда ненадолго уезжали. И тогда Алёше приходилось водить компанию с прабабушкой, поскольку бабушки и дедушка еще работали. Бабуля была старенькая, и Алёша, как мог, жалел ее и старался меньше шалить. Но получалось это не всегда. И когда Алёша начинал дичать – по выражению бабули – она очень сердилась.
– Когда же смерть-то моя прилет? – говорила тогда она.
Алёша, полагая, что смерть – это одна из подружек бабули, сказал однажды:
– Скоро, бабуля, скоро.
На что бабуля ушла на кухню и долго громыхала там сковородками и кастрюлями.

Как-то зимой, набегавшись в парке, Алёша присел на скамейку рядом с папой отдохнуть. Солнце садилось. Алёша зачарованно смотрел на красный блин, от которого горизонт откусывал кусочек за кусочком.
– Папа, – сказал Алёша, – смотри, солнца стает все меньше и меньше.
– Вижу, – ответил папа. – Это оно садится.
– Пойдем, догоним его.
– Пойдем, – сказал папа, и они встали и, взявшись за руки, пошли догонять солнце. Но оно садилось быстрее, чем они шли. И когда от солнца остался лишь небольшой кусочек, Алёша разочарованно произнес:
– А я так хотел его потрогать.
Когда, притихшие, они пришли домой, мама строго посмотрела на них и сказала:
– У меня все остыло. Грейте сами.
И стала разогревать ужин.

Пришла весна, и настал тот день, который, как решил Алёша, он никогда не забудет. День начался с загадочных улыбок папы и мамы. А когда он потопал в туалет босиком, мама не стала ему выговаривать, а молча надела тапки, чмокнув при этом в щеку.

На завтрак к чаю мама выставила на стол большой торт и только смеялась, когда Алёша весь вымазался, как какая-нибудь обезьянка. А когда закончился завтрак, мама сказала:
– Тебе сегодня исполнилось три года. Поздравляю тебя.
А папа добавил:
– Скажи, сколько тебе лет?
– Три, – ответил Алёша и показал три пальца. Ведь он умел уже считать до пяти.

Потом Алёша вместе с папой и мамой пошли в зоопарк, смеялись над проказливыми обезьянами и скормили целую булку слону, мотавшему лопоухой головой из стороны в сторону.

Вечером пришли дедушка с бабушкой, еще одна бабушка и прабабушка с подарками и поздравлениями с днем рождения. Мама подарила Алёше новый костюмчик, а папа – большую настольную игру «хоккей», которой Алёша очень обрадовался. Вообще, было очень весело.

– Чего бы ты еще хотел? – спросила мама, когда все немного посидели за столом.
– Поиграть на папиной гитаре, – ответил Алёша.
Гитару он получил, ударил по струнам всей пятерней и, покраснев от натуги, заорал что есть мочи:
– Я свободе-ен, словно птица в небесах. Я свободе-ен...
В самый разгар пения позвонила соседка, а когда ей открыли, ворвалась в коридор и потребовала немедленно прекратить истязать ребенка.
– Это он у нас так поет, – заверила ее мама, но соседка, зыркнув на нее испепеляющим взором, заглянула в комнату. Увидев стол, уставленный закусками и питьем, она пообещала сообщить обо всем куда следует, и ушла, прямая, как мачта.

Скоро Алёша угомонился и сидел, изредка пощипывая струны. Глаза его слипались. Мама раздела его, уже спящего уложила в кровать и поцеловала в пухлую щечку. А Алёша спал и во сне видел солнце. Он трогал его, и солнце было теплым и ласковым, как мамины руки.