Звезда по имени Солнце / #30 / 2 место / Ernava

Все началось с того, что дедушка купил списанный армейский УАЗик. Когда он показывал нам свою обновку, то весь прямо сиял от счастья. Бимка, дедушкина такса, крутилась вокруг, обнюхивала колеса и пыталась заглянуть в салон, но ей не хватало длины лап.

- Я о такой всю жизнь мечтал! Это же хоть куда, хоть за грибами, хоть на рыбалку! Кто со мной в лес на выходные? На Белое озеро? Тишина, красота, дикая природа, раки... Мать, поехали! Палатки возьмем…

- Еще чего не хватало! – возмутилась бабушка. – Я уже не в том возрасте, чтобы под открытым небом спать! Вон, Лешу возьми, - она кивнула на отца, - А пока вы там в Робинзонов играете, я лучше с девочками в театр выберусь.

Я не понял, при чем тут открытое небо, если спать планируется в палатке. А бабушка тоже хороша: то на возраст ссылается, то подруг "девочками" называет. Где логика?

- Ну что, Леха? Ты-то не боишься в лесу заночевать?

- Обижаете, Семен Васильевич, - загудел басом папа.

- И я не боюсь! – воскликнул я, хотя до этого все свои девять лет ночевал только дома.

- Я тоже! – вылезла Машка.

- Никто тут леса не боится, - мама сложила руки на груди. – И все хотят поехать. Если, конечно, у вас с Алексеем не было планов провести выходные в суровой мужской компании.

Папа с дедушкой переглянулись. Папа чуть заметно пожал плечами, а дедушка усмехнулся, и мне показалось, что кое-какие планы у них все же были. Но дедушка сказал:

- Суровой мужской еще успеется. Половина августа впереди, да и бабье лето никто не отменял. А пока, раз все настроены, вместе и поедем.

***

Выехали в субботу, очень рано. Уже в шесть УАЗик стоял у подъезда. Серьезная машина. Два сиденья спереди, прикрученные болтами к железному полу. Между ними рычаги управления, мощные, внушительные, не то, что в отцовской «классике». Сзади три сиденья, а за ними еще отсек и откидная сидушка. Вот бы там прокатиться! Но сзади уже были загружены вещи, к которым добавились наши рюкзаки и сумки.

- Книгу даже не доставай! – предупредила мама, - В машине читать вредно, глаза испортишь.

Я расстроился. Дедушка сказал, ехать часа три, вот что делать столько времени? А у меня глаза, между прочим, как у орла, Мицар и Алькор вижу без проблем, хотя мама говорит, что может рассмотреть от Большой Медведицы только «приблизительные очертания».

Мама села между мной и Машей, и почти сразу задремала. И Маша задремала. А я не спал и смотрел в окно. И Бимка сидела у меня на коленях и тоже смотрела в окно. Сначала было немножко обидно, что не разрешили читать, но потом мы с Бимкой как-то приноровились к проносящимся мимо пейзажам, и стало нормально.

Проехали весь город насквозь. Потом очень долго мчали по шоссе, любуясь на леса, поля и деревни, сначала укутанные в рассветный туман, а потом подкрашенные утренним солнышком. Потом свернули на грунтовку, и в салоне стало тряско. Папа с дедушкой обсуждали жесткую подвеску, а я подумал, хорошо, что жесткая, зато не укачивает. Главное не есть ничего на такой дороге, а то язык можно прикусить. Наконец между соснами показалась поляна, с другой стороны которой простиралась светлая и какая-то безграничная водная гладь.

Вылезали мы все, как выражается мама, «со скрипом». Воздух был еще по-утреннему прохладным и пах хвоей, водой, речными травами и немножко бензином, который казался здесь чуждым и лишним.

- Э-э-х-х, хорошо! – дедушка душевно, с хрустом потянулся. – Сейчас перекусим и будем лагерь обустраивать. Мать нам ссобойку завернула.

Он достал из одного из рюкзаков большой термос, алюминиевые кружки и сверток из фольги. Там оказались бутерброды с колбасой и сыром, украшенные веточками укропа, а в термосе горячий, крепкий и сладкий чай. Укроп я тихонько выбросил, не знаю, зачем бабушка его везде кладет, а сам бутер с чуть залоснившейся колбасой и слегка подмокшей булкой показался мне обалденно вкусным.

***

Вечером мы ловили раков. Мама сказала, что даже просто потрогать живого рака выше ее сил, а уж тем более ловить. Поэтому она осталась в лагере, варить макароны с тушенкой в большом котелке, алюминиевом внутри и закопченном снаружи. А мы вчетвером отправились на берег.

- Самые крупные раки выходят на закате, - объяснял папа. – Они очень осторожные, юркие, и ловить их сложно.

Они с дедушкой были босиком, в закатанных штанах. С собой взяли железные колышки, такие же, какими мы закрепляли палатку. А еще ведро и куски рыбы, которую папа наловил днем. Рыбу наживляли на колышек и втыкали его в дно примерно в метре от берега.

Увидев первого рака, Машка даже запищала от восторга и ужаса – такой он был огромный. С полторы моих ладони, не меньше. Ловить их было одновременно интересно и страшно, особенно после того, как папа сказал, что рак запросто может прокусить человеческую кожу.

Мы несколько раз обходили все колышки, собирали добычу, потом возвращались в лагерь. В перерывах между рачьей охотой ужинали, пили чай, в который мама добавила брусники. Папа показывал Маше, как определять север по звездам. Бимка улучила момент и дочиста вылизала дедушкину миску, куда он положил себе макароны.

- Ты не собака, ты свинья! - выговаривал ей дедушка, - Понимаешь? Сви-нья!

Бимка смотрела на него преданным и очень честными глазами и повиливала хвостом.

После третьей ходки стало совсем темно, а раки измельчали.

- Еще полчаса-час, и они на сегодня успокоятся, - сказал дедушка. – Надо бы успеть обернуться…

Но «обернуться» мы не успели. Неожиданно со стороны леса послышался звук мотоциклетных моторов. Он быстро приближался, и вскорости на поляну въехали «ИЖ Юпитер» и «Урал» с коляской. На мотоциклах сидели пятеро парней в джинсовках и кожаных куртках. У одного на голове была черная бандана, у другого жилетка расшита цепями. Тот, кто сидел в коляске, обнимал гитару в чехле.

- О-па, неформалы, - тихонько сказал дедушка.

- Вечер добрый, - сказал один из них довольно вежливо. – Извините, что побеспокоили. Вы не возражаете, если мы тут с краешку заночуем? А то в темноте уже сложно другое место найти.

- Вроде мирные, - пробормотала мама.

- Без проблем, ребят, - папа поднялся и прошел им навстречу. «Неформалы», хоть их и было много, не производили угрожающего впечатления. Наоборот, улыбались и жали протянутую руку. – Располагайтесь, только не шумите, хорошо? Если не секрет, куда путь держите?

- В Латвию добираемся, - ответил самый высокий и худой из них, обутый в берцы.

- О! А через лес-то почему?

- Мы не через лес. Мы от Алоли свернули, чтобы на озере заночевать. Это же Вербиловское?

- Это Белое, - ответил дедушка. – Вербиловское вы проскочили, видно, дороги перепутали. Да не беда, здесь даже красивее. А чего вас в Прибалтику-то тянет?

- Так это… - тихо сказал худой. – Там Цой позавчера разбился.

- Что!?

Папа уставился на него во все глаза. Мама вскочила от костра, подошла к ним, не веря своим ушам. А дедушка только и выдохнул:

- Ох!

- Да вы что? Серьезно? Когда? Как?

- Позавчера, - грустно ответил все тот же вожак «неформалов». – По трассе ехал, то ли с управлением не справился, то ли уснул за рулем. Под «Икарус» влетел, погиб на месте.

- Не может быть… - прошептала мама.

***

Спустя полчаса парни, поставив неподалеку свою палатку, сидели у нашего костра. Они оказались совсем не злые и не страшные, хотя я сто раз слышал, что рокеры – народ опасный. Но точно не эти.

Они поделились с нами своей едой – тушенкой и хлебом, и с радостью угостились макаронами и раками. Принесли бутылку, папа с дедушкой добавили свою.

Нас с Машей, несмотря на то, что было уже поздно, никто спать не прогонял, и мы на всякий случай сидели тихо. Пламя костра потрепывал легкий ветерок, изредка бросая в лицо облачко пахнущего смолой дыма. Кроны сосен утопали темными ажурными верхушками в звездном небе, озеро мелко плескало остывающей водой.

Все быстро перезнакомились. Говорили, конечно, про Цоя, про русский рок. Про то, что ушел один из лучших.

Родители группу «Кино» иногда слушали, мне она тоже вроде как нравилась. Но вообще я до музыки еще, как говорится, «не дорос», поэтому не всегда улавливал, о чем речь. Понял только, что Цоя любили все, даже дедушка, несмотря на то, что относился к совсем другому поколению и новые молодежные движения в целом не одобрял.

После ужина парни стали играть на гитаре. Они, наверное, все песни наизусть знали, мы же подпевали по мере возможности. «Группа крови», «Перемен», «Алюминиевые огурцы», «Звезда по имени Солнце»… Мама немножко плакала, а папа улыбался, но очень грустно. Дедушка задумчиво смотрел в костер, иногда сокрушенно качая головой в ответ на какие-то свои мысли.

Если честно, я не всегда понимал, о чем поется. Но все равно как-то вот это все: озеро, ночь, лес, костер, гитара, песни – все это было таким невероятно хорошим, что мне казалось, будто я становлюсь другим человеком. Мне казалось, что внутри меня раскрывается огромный мир, который дышит в такт и сливается со всем, что есть вокруг.

Спать мы с Машей пошли сами, когда сил уже совсем не осталось. Лежа в спальнике, я прислушивался к разговорам у костра, которые пришли на смену песням, и думал о том, что совсем рядом надо мной огромное, полное звезд небо, отделенное только брезентом палатки. Почему бабушка сказала про «спать под открытым небом» я теперь понимал. Но не понимал, как она могла от этого отказаться.

***

- Мама дорогая, как от вас костром пахнет! - воскликнула бабушка.

- Ба, а ты слышала, что Цой разбился?

- Цой? – она на всякий случай схватилась за сердце. – А кто это?

- Темнота ты египетская, - фыркнул дедушка. – Цой – это певец.

- Эстрадный?

- Ага, оперный. Кирюх, бабушка не знает, кто это. Давай-ка, помоги мне лучше вот тот рюкзак выгрузить.

Я принялся помогать, а сам все думал про Цоя. Цоя, который для меня начался с теплой августовской ночи, ловли раков, макарон с тушенкой, свежести озерной воды, уюта костра, бросающего блики на шершавые стволы сосен. С гитарных переборов и хора искренних голосов, требующих перемен, ждущих ответа и летящих в небо, в котором пятнадцатого августа тысяча девятьсот девяностого навсегда осталась еще одна звезда.