Моя Петербургская Любовь / #36 / DELETED

Молочный туман заполняет дворы-колодцы, оплетает сумрачные аллеи и притворно дремлющие фонари. Моросит мелкий дождь. В такую погоду Петербург, как ожившая картина, хранящая не один слой времени и пространства. Это только кажется, что «здесь и сейчас», а на самом деле сакральной нитью связаны прошлое, настоящее, будущее. И при этом городу удаётся сохранять свою особую атмосферу.

Петербург «растаскан» на мифы. Это связано не только с его богатой историей, но и с энергетикой местности. Земля, на которой он был заложен, не что иное, как болота и топи. Мол, берега Невы для всякой нечисти во все времена благодатны, а лунное затмение в белые ночи для фантомов – самое время. Будто бы Пётр у Михайловского замка шевелится, а двойник моста Литейного в воздухе колышется… Ну а если повезёт, то на углу Столярного и Гражданской 19/5 можно увидеть призрак: в шляпе, и с топором. Это мятежный Раскольников идёт убивать бабушку...

Ни один город не отражает такие характерные свойства непостижимой русской души, как мистичность, суеверность, недосказанность и странная, порой необъяснимая, тоска.
Петербург вдохновлял многих классиков. Гоголь считал его волшебным и даже дьявольским, с ореолом всякой чертовщины. Жаль только, что мистик Булгаков «поселил» своих легендарных героев в Москве, а не в Петербурге. «Нехорошая квартира» в какой-нибудь мрачной петербургской коммуналке очень даже бы приглянулась Воланду и его свите.

Словно гигантские диковинные цветы, вырастают дворцы, парят над водами мосты. Размываются грани, картины прошлого сменяются одна за другой.
Глядишь, и как-то иначе зашумели улочки, стекаясь к «Петербургскому чреву» – Сенной площади. Всё смешалось там: люди, телеги и лошади, бочки, кадки и корзинки, продукты, дрова и сено…

Как на пожелтевшем старинном фото проступают модные салоны и лавки, отстукивает каблучками по брусчатке петербургская модница, и ах! Там, в витрине, кажется, гипюр, шифон, кружево! Что ж, не до нарядов, вот если б покровителя богатого найти, красоте такой не дать пропасть! Она и шляпку уж присмотрела, и колечко, а его всё нет и нет…

Дальше кабаки, рюмочные, питейные. Из трактира со скрежетом доносится голос поэта-футуриста: «Горр-рр-бато! Каучук! За узды!» Стихи такие модные нынче…
Как свет манит ночных бабочек, так слетаются сюда молодые таланты, мечтают красиво обставить творческие муки, не страшит их прозябанье в съёмных комнатах, каждый грезит о славе.
Ну о чём ещё мечтать дерзкому юноше? Он пока ещё не знает, что Петербург бывает злой, обманчивый. Как молодая красотка завлекает, заманивает, обещая блаженство, а приглядишься – ведьма в морщинах, хихикает, скалится…

Не страшна она вовсе, потому что другая есть, пострашнее. У неё плоть костлявая, пакля седая, вместо глаз провалы. И задрожал Ленинград от грохота зениток. Вой сирен сменяется зловещей тишиной, страшный голод и холод повсюду. Раскроило надвое вековой тополь, оплыли, как свечи, чёрно-белые руины домов, потускнели купола соборов, замёрзли, заледенели мостовые, бродят, как призраки, закутанные по самые глаза люди, тащат за собой санки, а на них жалкие щепочки. На дрова сойдут, так как всё уже пожрали буржуйки: и кровати, и стулья, и книжки. А кто-то даже спектакли ставить умудрялся, стихи сочинял, рисовал плакаты, вывешивая на Садовой. Такая вот блокадная акварель. Сила духа, надежда и вера помогают выжить тем, кто, кажется, совершенно безнадёжно загнан в кольцо смерти.

Один из самых красивых городов на Земле, и такого больше не будет никогда... Он пережил войну, но теперь медленно разрушается, стирается с его лица уникальная архитектура, на которую приезжают взглянуть люди из разных уголков мира. Он оказывается хрупким и беззащитным перед предприимчивыми господами.
Неповторимые штрихи прошлой эпохи заменяются новоделом, растут, как на дрожжах, новостройки-термитники, стекловидные гипермаркеты и другие торговые «храмы», где пахнет сладкими благовониями, а обыкновенные вещи зачастую приобретают священный смысл. В дни распродаж там особо людно, ползущие лестницы и лифты усердно распределяют ненасытную толпу между этажами, не перестают жужжать кассы и греметь коляски. Повсюду призывно мелькает пошловатая реклама, будто вся жизнь направлена лишь на потребление. Если бы вдруг все мечты стали материальными и осязаемыми, стали бы люди от этого добрее, а главное, счастливее?

Как однажды заметил Набоков, Петербург выстроен деспотичным гением не только на болоте, но и на костях людских, и в этом изначально кроется порок. Эта монументальность, «каменность» иллюзорна, сравнима с бездной, куда уплывают надежды, и исчезают бесследно люди.
В сущности, любой большой город связан с множеством иллюзий. Ты веришь ему, летишь на свет, как мотылёк, поначалу не чувствуешь боли, когда он обжигает твои крылья...
Кто-то приезжает в поиске работы, кто-то ищет признание, а кто-то просто думает, что хорошо именно «там, где нас нет». Нужные двери не всегда открываются, можно споткнуться и погибнуть. Умудрённый опытом возвратится назад, в свой, как ему кажется, забытый Богом город, а тот, кто выдержал испытания, очень скоро почувствует соблазн назвать этот город родным.
Наверное, это всё равно, что назваться родственником чужого человека. Мало того, его нужно полюбить.

Петербург… он такой… он ведь, как мужчина. Полюбишь его, а он, возьмёт, сердце разобьёт и душу вырвет. Как щипцами вытянет, без наркоза.
А любимый-то ушёл. Навсегда. Когда уходят любимые, смысл жизни теряется. Это спустя много времени – «тьфу», а когда вначале – это как ножом по сердцу. Впереди – одиночество и тьма. И вот тогда понимаешь, что ты не камень, не мрамор и не гранит, это только они такие – петербургские мосты разводные, щеголяют свой силищей.
Говорят, на дне Обводного канала таится много драм, среди них есть и несчастная любовь тоже. Так что я не одинока… Мистические истории, связанные с этим мостом, вовсе не выдумка. Обводный притягивал самоубийц, не от хорошей жизни они бросались в воду…

Нет, лучше на Поцелуев мост пойду, постою, погляжу на воду.

А может, и не велика потеря?..

Подарю себе жёлтые цветы! Специально. Может встречу своего «Мастера»? Чтоб, вот так сразу, и на всю жизнь! Вот Маргарита шла, шла... с букетиком мимозы в руках, и ни на что уже не надеялась. И вдруг – ОН! Любовь, как с неба гром. Это ли не мистика? И может, если б не тот чахлый букетик, то и не заметил бы…
Мимозы нет. Тюльпанов жёлтых куплю. Так, думается, будет Ему знак.

Иду. Слезы по щекам… Или дождь? Зябко. Кутаюсь в пальто «на рыбьем меху». А он? Он где-то там. Впереди.
А пока мимо только дядька прошёл, высоченный, с усами и с взглядом лютым.
А его всё нет…
Значит не время ещё.
Так что ты у меня пока один…
Мой мужчина. Питер.
Хоть ты и жестокий, а всё равно ласково тебя буду звать… Петруша.