Дочь / #190 / DELETED

Я держу на руках свою дочь. Ей сегодня исполнилось две недели. Ее только покормила мама и она тихо засыпает у меня на груди.

Я не знаю, где она будет жить и на каком языке будут говорить ее дети, мои внуки. Но ее первые слова будут русскими.

Дети. Наш груз. Наша радость. Наша ответственность и наша надежда.

Как рассказать ей, что такое Россия, что такое наша Сибирь, что такое наш Город. Почему он такой и почему она родилась именно в нем.

Как рассказать то, чего сам не знаешь. Или знаешь так много, что эти комки разноголосой информации никак не складываются в целое и гладкое полотно рассказа.

Как объяснить, что я продолжаю жить в том месте и в том остановившемся времени, о которых никто не говорит хорошо.

В попытках понять это прошли десятки ночей. Верный компьютер выплевывал бесконечные варианты «ктовиноватых» и «чтоделателей». Тогда я тоже был готов часами рассуждать про «жуликов и воров», мировое правительство и клясть любой сюжет новостей. Узнал много. Приумножил скорбь тоже многократно. Перестал верить словам.

Тогда почему я еще живу здесь? Почему продолжаю пробираться домой, перепрыгивая через собачье дерьмо и россыпи использованных наркоманами шприцов, испытывая радость от наступления весны, вытопившей все это из-под снега.

Не знаю. Такой обычный ответ на любой обычный вопрос. Я не знаю.

Я прохожу мимо школы, которую заканчивал много лет назад и в которой многое изменилось. Огромные окна спортзала почти до верху заложены кирпичом. На фасаде замораживающая вывеска «МОУ». За углом курят совсем другие ребята. Даже деревья кругом вырубили.

Прохожу мимо всего этого. Не узнаваем никем. Даже старенькими учителями. А внутри все равно тихонько шевелится чувство причастности. И мысль – это мое.

Мне стыдно, что я редко бываю на могилах близких людей. А если поеду один, без родственников, то и не все найду. Бываю редко, а уехать совсем, не могу. Кто тогда покрасит оградку, отмоет фотографии на памятниках?

Все эти маленькие и большие крючки цепляются за нас в течение жизни и привязывают к городу, к стране.

Их них, из этих крючков и сплетается наше представление о том, что правильно, а что нет. Чем можно гордиться, а чего должно стыдиться.

Мешают они. Мешают рваться к красивой жизни и бежать по человеческим головам к этой идеальной картинке собственного будущего.

А тем, кто сумел оторваться от них, кто добежал, давно стало ясно, что картинка нарисована кем-то хитрым и прибита к серой бетонной стене.

Утешение для слабых? И да и нет. Зато по ночам не стыдно засыпать.

Ничего этого я дочери не буду говорить. Это не объяснить, это надо понять самой.

Обязательно буду ее учить не врать.

Пусть знает, что именно ложь разрушает нашу с ней Россию и наш с ней Город.

Я буду учить ее никогда не иметь дела с лгунами. Хочу, чтобы ей никогда не пришлось обманывать саму себя. Ведь именно это может ее погубить.

В те редкие теплые дни, которые случаются в наших краях летом, мы будем с ней много гулять. Она должна знать, что то место, где родились ее родители и где родилась она – это навсегда ее дом. Первый, а поэтому настоящий Дом.

Где бы она не оказалась через много лет, она всегда будет помнить эти места.

Заснула. Сопит. Я очень люблю ее.