Плотник / #8 / Klivia18

Не, ребят, я туда больше ни ногой! Хоть озолотите. Когда в первую ночь мистер Хани схватился за топор, я уже тогда понял, что остаток дней проведу дома. У меня до сих пор, как только веки прикрою, те пальцы с черными ногтями перед глазами всплывают.

Мы с мистером Хани — плотники. В то лето нанялись к мистеру Дарлингу делать клетки. Мистер Дарлинг ловит животных и сажает в те клетки, чтобы везти домой, в Англию. Десятки, сотни, целые штабеля клеток. Работы много, но и платит толстячок щедро. Отчего же не поработать?

Как высадились с судна, поставили на берегу палатки. Нас ведь много: и звероловы, и ребята, которые зверей кормить будут, и даже повар, мистер Нотли. Мы с мистером Хани рубили лес для будущих клеток, а мистеру Нотли относили кору и ветки для его костра, а он нам за это дельные советы давал. Он ведь бывал в этих местах.

- Вы, - говорит, - ночью палатки обязательно застегивайте, а то москиты налетят.

Ну, застегнули мы, значит, палатку на молнию до самого верха, хоть ночи здесь такие же жаркие, как дни. Мистер Хани на койку сразу завалился. Он из себя плотный такой, лысый, вечно потеет и храпит. Потому что спит всегда на спине. Но в ту ночь мы почти не спали. Как только зашло солнце, в лесу, подступившем почти вплотную к берегу, раздались жуткие вопли.

Я слышал, как все выскочили из палаток и как мистер Нотли, чертыхаясь, пытался убедить народ, что ничего страшного, просто ночные звери орут. Мистеру Нотли рано вставать готовить завтрак, а к воплям он привык.

Мы с мистером Хани оставались в палатке. Я оперся на локоть и смотрел на мистера Хани. Мне хорошо было его видно, потому что керосинку мы оставили гореть на всякий случай, только фитиль прикрутили. Так вот, мистер Хани натянул простынь до носа, глядел вперед вытаращенными глазами и трясся, что твой осиновый лист.

- Господи, это же ведьм в аду пытают! — наконец выдохнул он, и мне показалось, что он боится этих криков, как заяц боится рыси.

Не знаю насчет ведьм в аду, но кто-то в лесу заходился криком, да не один. Наверное, сотня или две глоток исторгали такие звуки, что у меня мурашки волнами спускались по спине.

Я так устал, что минут через двадцать все же смежил веки. А потом меня будто что-то подкинуло, и я рывком сел на койке.

Мистер Хани стоял в метре от меня. С топором. В другой руке он держал фонарь, освещая одну из стен палатки. Он заметил, что я проснулся, и слегка мотнул фонарем, показывая, куда смотреть.

В брезентовой стенке у самого пола зияла свежая дыра. И в эту дыру просовывалась тонкая детская рука. Она некоторое время оставалась в неподвижности, а потом заскребла, словно пытаясь нащупать что-то пальцами с черными ногтями. Мистер Хани дико закричал и со всей силы опустил на то место топор. Существо оказалось ловчее, оно молниеносно спрятало руку, и тяжелое лезвие разрубило брезент.

Мистер Хани не сомкнул глаз до утра, а следующим днем очень медленно работал, чем вызвал неудовольствие мистера Дарлинга. Ближе к вечеру на мистера Хани было страшно смотреть, настолько измученным и напуганным он выглядел. А когда после заката в лесу опять начался нечеловеческий концерт, он бросился на колени в углу палатки и стал молиться, обливаясь жарким потом.

Я кое-как заделал дыру в брезенте, но этой ночью детская рука не появилась. Утром, выйдя наружу, я уж было вздохнул с облегчением, пока взгляд мой не упал на башмаки мистера Хани, выставленные на просушку под пологом палатки. Один из них стоял ровно, а второй лежал на боку.

Сначала лежал. А потом медленно встал на подошву, и оба башмака как-то крадучись поползли в сторону леса, волоча за собой длинные шнурки. Это выглядело так, будто башмаки надел кто-то очень слабый, у кого не было сил поднимать их над песком. Но загвоздка состояла в том, что их никто не надел. Они шли сами.

И это увидел мистер Хани, на секунду высунувшись из палатки. Я думал, его тут же хватит апоплексический удар. На его визг сбежались все. Мистер Нотли принес виски и влил в беднягу не меньше полпинты.

- Это она! Это она! — повторял мистер Хани, обмякнув под действием спиртного. — Она пришла за мной!

- Да кто она? — не выдержал я, схватив горе-напарника за грудки. Я видел, что какая-то нечисть охотится прицельно за ним и решил, что вытрясу из него все, что он знает.

Но в тот раз он ничего не сказал. По совету мистера Нотли мы сожгли возле палатки горсть черных бобов — это должно было отогнать нечистую силу. Вечером наш доктор сделал мистеру Хани какой-то укол, и тот вырубился. Но ненадолго. В полночь мы оба подскочили в своих койках, да так и остались сидеть, с прилипшими к гортаням языками и выступившим по телу потом.

На нас смотрели глаза. Круглые, огромные, страшно желтеющие на белом лице. Ниже глаз простирался полупрозрачный саван, из-под подола которого виднелись носы тех самых башмаков. Существо мигнуло два раза, открыло пасть, прошипело какое-то слово и тихо истаяло, оставив внутри башмака клочок чего-то белого. Мистер Хани упал в обморок.

Он уже не слышал, как непосредственно вокруг палатки взвыл хор воющих голосов, как шуршали по брезенту сотни длинных пальцев с черными ногтями, как раздался ружейный выстрел, мерзкие существа бросились прочь и все стихло.

Наутро, раздраженный отсутствием клеток, к нам заявился сам мистер Дарлинг. Он высказал свои законные претензии, но потом внимательно выслушал меня. Я выложил все как на духу, не забыв показать зашитую мною дыру в брезенте, через которую до нас пыталось добраться жуткое существо, и клок белой шерсти в башмаке. Однако мистер Дарлинг заявил, что брезент абсолютно целый, а башмак пустой. И никакого выстрела не было.

- Видите ли, мистер Кларк, - сказал он. — Люди выдумывают разные причины, чтобы отлынивать от работы. Мистер Хани, возможно, слышал где-то легенду, которая глубоко проникла в его сознание, и теперь, на этом полном неведомых загадок острове его воображение разыгралось.

- Что же это за легенда такая? — спросил я, обескураженный недоверием к моим словам, но заинтригованный возможным объяснением произошедшего.

- Лапа, которую вы мне описали, мистер Кларк, принадлежит лемуру. Здесь, на Мадагаскаре, их очень и очень много. Это они так дико кричат в лесу. Есть легенда, согласно которой лемуры — это души казненных преступников, которые совершили столь тяжкий грех, что даже ад их не принимает. Либо души оболганных людей, казненных без вины. И да, либо у меня сегодня к обеду появится две большие клетки, либо я выпишу из Форт-Дофина новых плотников.

В тот день я работал как проклятый. Мистер Хани очнулся ближе к обеду, когда на помосте красовались две новенькие клетки. Решеточка к решеточке. Он посмотрел на них безумными глазами и заплакал.

- Я лжесвидетельствовал, - бормотал он и беспрерывно всхлипывал, когда вызванные из Форт-Дофина полицейские вели его к своей машине. — Я лжесвидетельствовал. Это я убил того матроса, а показал на его жену, и теперь ее призрак не дает мне покоя.

Надо же, - думал я, - в каком обличье к человеку может прийти совесть.

А в каком она придет ко мне? Я ведь видел то же самое, что и мистер Хани.