Вибрации / #50 / Alexandr_Li

― Вот поэтому, мне посоветовали обратиться именно к вам, ― закончила пациентка высоким, дрожащим от волнения, голосом и вопрошающе взглянула на врача.

Анабель Викторовна, в девичестве ― Тишкевич, в замужестве ― Ромм, во вдовстве, снова Тишкевич, психиатр в третьем поколении, молча смотрела то на пациентку, то на лежащую перед ней, сопроводительную записку ― квадратик плотного картона бирюзового цвета, с тиснёной аббревиатурой, состоящей из двух прописных, отливающих золотом, букв, пытаясь сосредоточиться. Последнее, не получалось, так как прошлой ночью она почти не спала. Причиной этому послужило некое странное событие.

В час ночи, она проснулась от тихого, но настойчивого стука в дверь. Перепуганная Анабель Викторовна, босиком, в одной ночной рубашке, дрожа от страха, подкралась на цыпочках к двери и заглянула в глазок. На хорошо освещённой лестничной клетке никого не было. Но, стук монотонно повторялся: «Тук. Тук-тук. Тук». И голос. Низкий, инфернальный, как у одной французской певицы из семидесятых: «Впустишь? Впустишь?» Минут через пять кошмар закончился.

Записку прислала её старая заклятая подруга ― известный в городе медиум, Дора Самуиловна Ромм. После шести лет учёбы в одной группе меда и пяти лет работы в городской психушке, они справедливо называли себя подругами. А заклятыми их делало замужество на одном и том же, мужчине. В разное время, разумеется. После года счастливого брака, Дора Самуиловна вдруг лишилась законного мужа, ставшего вскоре законным мужем Анабель Викторовны. Правда, ровно через год, Анабель Викторовна в одночасье осталась вдовой и замуж больше не выходила. Впрочем, как и Дора Самуиловна.

Позже, Анабель занялась частной практикой, а Дора стала успешным парапсихологом. Подруги периодически встречались. И даже, достигнув возраста, перевалившего за отметку «баба ягодка опять», устраивали девичники с самыми дорогими в городе мальчиками, называя такое времяпрепровождение «личными вибрациями». И частенько направляли друг другу «жирных» клиентов. Как сейчас.

Буквы на картоне были частью их кода и обозначали психическое состояние пациента. Он был придуман давно, под винцо и со стёбом. Например, этот ― «АИ», означал, что пациентка является Абсолютной Идиоткой.

«Значит, говоришь, что ты ― страшная уродина. Боишься выходить на люди и постоянно думаешь о суициде?» ― подумала Анабель Викторовна, злобно взглянув на пациентку.

Перед ней сидела ослепительная красавица. Рассыпавшиеся по плечам, крупные, густые кудри, отливали медью. Тонкие брови и большие, миндалевидные глаза. Аккуратный носик с небольшой горбинкой и чувственными ноздрями. Упругие щёки и красивый подбородок с ямочкой. Чуть раскрытые полные губы демонстрировали две полоски белоснежных зубов. Правда, бледность кожи и разный, гетерохромный цвет радужки глаз ― правый, чёрный, а левый ― зелёный, предавали лицу какое-то, зловещее выражение.

Чёрное, короткое платье в обтяжку скорее её раздевало, чем одевало, плотно обтягивая высокую грудь, тонкую талию и узкие бёдра. Стройные ноги в кожаных сандалиях были скрещены в щиколотках и чуть поджаты.

Разглядывая пациентку, Анабель Викторовна, вдруг поймала себя на мысли, что её левая рука переместилась на правый бок и нервно перебирает свесившуюся с тугого пояса укороченной юбки, большую складку жира. Это разозлило её ещё больше.

Максимально бесстрастно, профессиональная этика, мать её, она спросила:
― А вы когда в последний раз смотрелись в зеркало?
― Даже не помню когда. Я зеркал очень боюсь.

«Понятно», ― пронеслось в голове. ― «Спектрофобия» собственной персоной. Редкая, однако, психосоматика. И дорогущая в лечении. Эта мысль вернула Анабель Викторовне хорошее настроение и она с благодарной улыбкой посмотрела на стену, где над роскошным зеркалом в старинной резной деревянной раме висели два небольших, карандашных портрета ― товарища Фрейда и товарища Маркса.

Первый товарищ, указывал на поиски поведенческих причин в бессознательном, предлагая для этого свой психоанализ. Второй, раскрыл миру суть обогащения. Её покойный папа поглядывая на портреты, любил говаривать дочери-студентке:

― Рой мозг пациента, дочка. До самого низменного. Там все причины. И не забывай, что твоё «копание» дорогого стоит!

Переведя взгляд на пациентку, Анабель Викторовна с удивлением увидела, что та, тоже смотрит на портреты, и тоже улыбается. Только, презрительно…

― Что, знакомые лица? ― спросила Анабель Викторовна с завуалированной издёвкой.
― Встречались как-то, ― ответила пациентка неожиданно хриплым басом. Анабель Викторовна вздрогнула. Тот самый голос...
― Небось думаете, что они мировые величины? ― продолжила пациентка, усмехаясь.
― А что, не так? ― злобно откликнулась Анабель Викторовна, вытирая со лба бисеринки холодного пота.
― Не так. Оба лишь выдвинули ряд удачных предположений, часть которых, просто «притянули за уши». Чего ещё можно ждать от кокаиниста и семейного деспота, и от мота, бабника и алкоголика. Достойные у вас жизненные ориентиры...
― Вон отсюда! ― закричала Анабель Викторовна захлёбываясь от негодования, ― и передайте этой вашей, ― она запнулась, ― пусть катится ко всем чертям!
― Она, уже…

Затем, пациентка грациозно встала и покачивая упругими бёдрами, направилась к выходу. Волна ужаса захлестнула Анабель Викторовну. Она отчётливо увидела, что проходя мимо зеркала, пациентка в нём не отразилась. А товарищи Фрейд и Маркс, повернули ей вслед головы и плотоядно заулыбались…

Перед тем, как открыть дверь, пациентка остановилась и повернувшись к врачу, произнесла с усмешкой:

― Приходите в себя. Завтра начнём, ― она сделала паузу, ― лечение. Вы же меня впустили? А оплата? Она вас очень обрадует!

Анабель Викторовна подавленно молчала.

― И не волнуйтесь вы так. А то, ваши вибрации уже всех мёртвых разбудили. И шагнув в открытую дверь, снова повернулась.
― Да, я забыла представиться, ― меня зовут Лилит.

Она сидела за своим рабочим столом, откинувшись на спинку мягкого кресла. С тревогой осмотрела сначала, стол, где кроме ноута, никаких бирюзовых квадратиков с буквами золотого тиснения, и в помине не было. Затем, кабинет. Всё было как обычно. Пустующий кожаный диван для пациентов. Зеркало. Два карандашных портрета. Закрытая входная дверь с накинутой цепочкой.

Анабель Викторовна неуверенно подошла к дивану, наклонилась, и понюхала его обивку. Обычный запах кожи и ничего более…

«Вот ведь, дура» ― с облегчением пронеслось в голове, ― заснула страшным сном. Эта мысль показалась ей смешной и она сначала тихо прыснула, а затем истерически захохотала. До слёз и спазмов челюстных мышц.

Постепенно успокоившись и почувствовав умиротворение, Анабель Викторовна открыла дверцу стола и потянулась к бутылке Хеннесси.

Стук в окно заставил её остановиться и повернуть голову. Небольшая птица сидела на отливе и своим длинным клювом монотонно выстукивала по стеклу: «Тук. Тук-тук. Тук».