Когда приходит время возвращаться на радугу / #30 / DELETED

Из шкафа выпали крылья. Покрыты пылью, изъедены молью. Я уже не летаю.

Запах нафталина продрал до гланд. Раньше крылья пахли дождевым облаком и на вкус немного горчили дерзостью. Раньше их безудержный размах уносил выше радуги. Я летала без оглядки на время и координаты посадки. Одинаково радовалась приземлению в поле, на холм у излома реки, на крышу небоскреба. Восторга полные легкие и улыбка во все лицо.

Потом время полетов пришлось ограничить. К восьми утра на работу, к восьми вечера ждут домой на ужин. И там, и там крылья лишние.
После свадьбы муж предложил крылья продать, чтобы купить новую машину.

– Как ты не понимаешь, что крылья не гармонируют с твоим новым образом! – твердил он.

Но продавать часть своей жизни я не позволила, спрятав крылья подальше в шкаф. Иногда доставала тайком – летала поздними вечерами над городом, не высоко.
Есть своя прелесть в том, чтобы парить низко над крышами домов. Заглядывать в окна зацементированных надежд и угадывать – живет ли там счастье. Есть определенная дерзость и в том, чтобы летать низко-низко в метро, стараясь не касаться свода тоннеля и лезвий-крыш проносящихся вагонов. И еще здорово, изловчиться на лету и подглядеть: живет ли среди лиц, закованных в гаджеты, счастье.

Беременность лишила и этих редких полетов. Токсикоз, больница, сохранение. Вставать с больничной койки нельзя. Можно только слушать врачей, ждать посетителей, смотреть в планшет или в окно на лоскут неба.

Когда родилась дочь, даже глядеть в окно стало некогда. Звонкое счастье, поселившееся в квартире, требовало внимания. Счастье часто плакало, не спало по ночам, много какало и плохо набирало в весе. Иногда ловила себя на мысли, что я – плохая мать. Потому что отчаянно хотелось надеть крылья и удрать далеко за край неба, оставив ребенка отцу. Останавливала всего лишь одна мысль: кто же поцелует доченьку и утешит ее печали. У пап не болит сердце за детей, они устроены иначе.
Так и жили. Муж зарабатывал деньги, а я грыжу, таская коляску с ребенком в дом без лифта на пятый этаж. Папа наш рос в карьере, посещал тренинги, получал премии. Я училась быть мамой и не спать на ходу. Посещала педиатра, получала подарки – первое слово, первая осмысленная улыбка, первые шажки. Небо мне виделось только отражением в глазах доченьки, когда склонялась над коляской на улице. Миллионы людей так живут, а миллионы еще хуже, и ничего – счастливы.

Однажды, как всегда это бывает поздним вечером, ребенок заболел. Срочно требовался врач и лекарства. И папа наш мигом бы слетал на машине, но он уехал в командировку. Пришлось лететь мне, достав крылья из шкафа, оставив малышку с соседкой на полчасика.

Такой полет не радовал, чувство тревоги, словно якорь волочилось следом, гремя цепью. Но взгляд иногда невольно, а может по старой привычке цеплялся за светящиеся прямоугольники окон. Живет ли там счастье? А там?

А вот там счастье точно живет, только, завидев его, словно на риф налетела. Там чужую женщину обнимал мой муж. Командировка оказалась всего за два квартала. Всего два квартала и две абсолютно разные планеты. На одной тревоги-болезни и детский плач, на другой – счастливые объятия с чужой женщиной. Боль, обиду и нестерпимое желание убить обоих пришлось подавить – ребенок ждет врача.

Прошел еще год. Ничего не изменилось, только доченька отважно носится по дорожкам, и коляска нам уже не нужна. Папа наш много работает, часто в разъездах. Про командировки, уверенна, врет. Я консервирую огурцы на зиму и не знаю, зачем. Лезу в шкаф в поисках банок, а нахожу крылья.
И хотя крылья покрыты пылью, изъедены молью, я понимаю – двоих они выдержат. Собираю малышку. Пора возвращаться на радугу, чтобы быть собой. Чтобы потом подарить крылья пока только бегающей дочери. Страшно. Высоко. Но небо открыто для тех, кто смотрит ввысь.