Влюбленный Пыжик / #104 / 26 место / DELETED

- Вернемся к вечеру, – Гена по прозвищу Пыжик спрыгивает с мокрых досок пристани. Его грязноватый плащ прекрасно сочетается с серым днем и с позеленевшими от влаги стенами прибрежных построек, - Обещал своей, что вернусь сегодня.

Я уже устроился на носу лодки. Мой проводник смачно затягивается вонючей папиросой, оглядывается на рыбаков, возящихся у своих лодок. Меня не покидает ощущение, что он хочет что-то объявить, волнуется. Пыжик единственный из местных знает, как добраться до сердца Голшского болота, возит провизию и почту тамошним островитянам-отшельникам. Они его приняли, доверяют. А вчера магазинщица Татуля мне намекнула, любовь у него на болоте. Понятно: там любовь, дома жена.

Гена вдавливает носком скуренный до ногтей окурок и длинным веслом отталкивается от берега. Затем заводит мотор, который почему-то называет «муравьем». Трогаемся резво, я еле успеваю вцепиться в борт. Капитан стоит, держась за специально приваренную к бортам раму, на его небритом лице усмешка – я слишком чисто одет. Сам же он весь какой-то засаленный, особенно на сгибах и в волосах. Мне все-равно, он для меня только транспорт. Я еду штурмом брать интервью у отшельников. Гена утверждает, что среди них есть колдуны.

Озеро Ковш заросло на две трети, открытая вода только со стороны поселка. Впереди сплошная стена из камыша, где-то за ней тянутся болота. Замечаю на берегу сидящую в кустах крупную птицу, похожую на сгорбленную старуху. Вскидываю фотоаппарат. Нет, уже проскочили. Сюда бы Сашку-фотографа. Но его пришлось оставить на берегу, Пыжик в последний момент заартачился. Пришлось уступить его прихоти в обмен на помощь с интервью, мол, только при нем колдуны заговорят.

Замедляемся. Входим в узкий коридор сухой тросты и зеленого камыша, крутимся по нему, как по лабиринту. Местечко прям для съемок «Детей кукурузы».

Внезапно мотор глохнет. Этого еще не хватало! Я оборачиваюсь на капитана. Из-за его меховой не по погоде шапке, сдвинутой на глаза, и из-за камышового полумрака мне не разобрать куда он смотрит. Внезапно я понимаю, что такой знакомый Пыжик в данных обстоятельствах может выглядеть жутковато.

- Вы чего? – кошусь на примкнутое к борту длинное весло, как на оружие.
- Слышь, газета… - хрипло произносит Гена и нерешительно цокает языком. Я холодею от недобрых мыслей, - У тебя есть, ну… женщина?
- Чего?! – если бы он вынул нож, ситуация была бы намного более ясной.
-«Чего» - дразнит он, - Тебе нормальный вопрос задали. Есть, спрашиваю?
- А что?
- Надо до зарезу.
- Зачем?!
- Вот черт газетный! - он в сердцах снимает шапку и вытирает ею вспотевшее лицо.

Под пыжиком у Пыжика волос мало, зато на висках и затылке густо, плешь на темени взмокла.

- Я бабу у них хочу украсть, понял? – обреченно признается он.
- У кого?
- У этих, у болотных. Она сама меня попросила. Тошно ей там. А куда я ее вывезу? У меня жена, дети. У нее вся родня на острове и больше никого. Мир большой, а деваться ей некуда.

Я ошалело смотрю на Гену, а он насаживает на кулак шапку и мнет ее линялый мех.

- Долго я думал и придумал – пригласил вашу газету. Нарочно упросил тебя, молодого, всякую чушь наобещал, прости уж. Ну, не колдуны они никакие. Так, секта, вроде. Чудики. Ее папаша там верховодит, понял? А если ты о чем сомневаешься, у меня с ней ничего не было! Будет только твоя. Красивая, сочная женщина. Осталось только выкрасть тихохонько. В лодке как раз трое поместимся. А вещей у нее – сумочка. Завтра с утра на поезде укатите – совет вам, да любовь! Пусть ищут-свищут, еретики чертовы! Ну, сделаешь доброе дело? Возьмешь ее себе?
- У меня фотограф холостой, - c надеждой вспоминаю я про Сашку и его вечный поиск.
- Старый он. И толстый. Ей такой не понравится. Я ей лучшего желаю. Чистая любовь с моей стороны, почти отцовская. Я же твою фотографию показал из журнала. Одобрила, понял? Ну, газета, не тяни Яшу за сопляшу! Рискнем?

Я сижу на носу лодки, глядя, как поднявшийся ветерок колышет верхушки камыша и думаю, что, пожалуй, интервью с колдунами я смогу написать и без колдунов.