15:51 Отара рукоплещет 15:51 / #30 / Kaurri

Задумай вы познакомиться со мной в торжественный момент, вам пришлось бы подняться метров на двадцать над землей, запасшись зеркалом. Это единственный способ взглянуть на меня свысока. Ведь я велик и я могуч. И лицезрели бы вы меня картинно валяющимся на поле с неплохим газоном, возможно, навзничь и, возможно, на футбольном, не уверен. Кружащих над нами птиц вы считали бы голубями, но для меня они коршуны, ведь я весь в хлебных крошках и зрелища в самом разгаре.

Наша хлебозрелищная — что-то на манер ваших стадионов с трибунами. Люблю трибуны, еще со времен эллинов. Идальго рядом со мной — тоже высочество, Ипиально.

Будем знакомы? Я бес. И принц. Я бес принц Ипен, щелкаю пальцами, перенося заблудших на пару часов назад.

Смотрите: вжух!

***
— Ваши прихвастни-кощунники, принц Ипиально, вменяют отарам носить кудряшки завитками вовнутрь! — мужчина с прищуром поправил клетчатое кепи, нарочито схватившись не за свой подбородок.
— Вы что же это, наружу прикажете закручивать, мусьё Ипен?
— Вы ужаснее всех ужасных на земле!
— Отнюдь, увольте-с, вы ужаснейший на свете!

Они все еще изобличали нас через драматическую постановку, перебрасываясь мячом с перевранными репликами и безбожно фальшивя.

С трибун за спектаклем пинг-понга наблюдала Отара. Ее взгляд бросался то влево, то вправо, влево-вправо, влево, влево, влево… Настолько влево, чтобы не видеть уже этот чертов мячик, и я ее понимал. Временами она опасливо хваталась за голову — гражданка тщательно скрывала деланность своих кудряшек. Если кто узнает, что под ее платком овечьей шерсти завивка перманентная, последует натуральный скандал, а потом и суд. Поэтому она все ру-ко-пле-скала, ру-ко-пле-скала, прячась за хлопками, как за ширмой, иногда даже не за своими. И это работало.

— Что-то беспокоит? — жестяной голос выдернул ее из размышлений.

Отара невольно дернулась, отпрянув всего на сантиметр. Но цепкий взгляд подошедшего успел перевести этот язык тела на русский.

— Нет-нет, что вы, слежу з-за соб-бытиями, — от волнения звуки удушающе, больно тянулись в горле струнами воска.

— Ты хлопаешь и блеешь неубедительно, стерва. Вставай! Проверим плойкой твои кудри и верность Овечеству!

А напротив через поле-сцену сидела другая Отара — пингпонгистов-то было двое. И в нужных местах Отара рукоплескала, каждому своя. Да, такое бывает — две Отары на одном спектакле, тезки.

И вторая Отара видела все, что должна была: как человек в форме подошел, навис над первой Отарой, как вынул из ножен и поднял ухмылочку уже для нее самой:
ступенька,
еще ступенька,
ее нервно пружинящий башмачок,
и вот его ухмылочка уже впилась клыками в ее глаза.

Слов было не разобрать, но это было не нужно, вторая Отара уже хлопала в ладоши своему актеру пуще прежнего, на чуточку громче, чем первая. Потому что была умной и истово верила: так будет лучше. Ведь если отара рукоплещет, это кому-нибудь нужно. А раз нужно, она будет.

***
Я бес. И принц. Я бес принц Ипен, и поэтому я здесь. И вам меня не видно, потому что вы хотите, чтобы видно не было.