Легенда замка Аспер / #3 / Klivia18

А всего-то нужно было пройти через лес.

Клаус восседал на трухлявом пне и недобро ухмылялся. Его левый стеклянный глаз блестел на солнце, а живой правый сверлил меня неприкрытой злобой. Летучая мышь на плече Клауса нервно шевелила крыльями, словно поторапливая нас, и скалила мелкие острые зубки.

Я оглянулся на свою команду. Матросов осталось пятеро, и никто из них не горел желанием переться ночью через лес. Но выбора ни у кого из нас не было — пальцы Клауса сосредоточенно поглаживали револьвер. Ровно по пуле на каждого.

- На рассвете сундук исчезнет, - сказал Клаус и мотнул стволом в сторону леса. Грязно выругавшись, Гюнтер первым двинулся по мокрой тропе.

* * *

Я упоенно учился на художника двадцать три года, а на двадцать четвертый наконец понял, что это ремесло никогда не принесет мне денег. Мои дела шли все хуже, и однажды, поголодав неделю, я в поисках работы забрел в порт. У дальнего причала стояла одинокая облезлая шхуна. Шел мелкий дождь, мне очень хотелось есть и уснуть хоть под какой-нибудь крышей, и я решительно ступил на мокрый трап.

Капитан Клаус показался мне довольно приветливым, крепким для своих лет обаятельным старичком. Поддернув рукав ношеного сюртука, он сам обмакнул перо в чернильницу, чтобы я мог подписать контракт. Чуть не падая в обморок от голода, я тогда не обратил внимания на странный кровавый цвет чернил. С камбуза пахло мясом.

Позднее я вспомнил, что у Клауса не нашлось листа чистой бумаги. Наш договор был составлен поверх какого-то выцветшего наброска, который принес услужливый юнга. И, хоть режьте меня, я не мог вспомнить ни слова из подписанного мною текста.

Первая ночь прошла неспокойно. Я спал и слышал голоса, визги, вопли, томный женский шепот, словно по судну носились черти и блудницы. Но списал все это на усталость и действие бобовой похлебки, камнем ухнувшей в мой нежный желудок.

А наутро, выйдя на палубу, обомлел. Шхуна неслась в океан под черными парусами и пиратским флагом. Ее борта пламенели бордовыми отсветами солнца, пробивавшегося сквозь низкие тучи. Клаус тоже переменился. Теперь его лицо перечеркивала черная повязка, скрывавшая левый глаз, а с плеча угрожающе зыркала огромная летучая мышь.

Капитан сидел в кресле на палубе высокой кормы. Юнга Клеймс, низко склонившись, чистил его ботинки.

- Норман, принесите мне книгу из моей каюты, - сказал Клаус и бросил мне ключ.

- Какую книгу вам угодно читать? - вежливо спросил я.

- Там только одна книга. Она лежит в нижнем ящике стола.

Клеймс на мгновение сверкнул в мою сторону глазами, и от этого взгляда мне стало необъяснимо тошно. И могу поклясться, что на секунду стих ветер и даже мерзкая тварь на плече капитана как-то съежилась.

В нижнем ящике стола лежали две книги. Сверху «Легенда замка Аспер» - та, которую желал видеть Клаус. А под ней еще одна. Это был тяжелый, хорошо изданный альбом с рисунками, хоть и без переплета и части листов. Душа художника затрепетала, и я понял, что не смогу уйти, не посмотрев его.

Альбом я листал дрожащими руками. На каждой странице была изображена чья-то смерть. Вот повешенный. Вот акула рвет человека. Здесь стрела пробивает грудь, а там на голову падает камень. И на каждой странице из-под нервных штрихов угля проступает легкий контур красивой женщины, жадно и злобно глядящей на жертву.

Стиль художника показался мне знакомым, я даже подумал, что наверняка смогу назвать его имя, но на палубе громко забил судовой колокол, отмерявший время, и я забыл о том, что тщился вспомнить автора рисунков.

Клаус взял из моих рук книгу и внимательно посмотрел мне в лицо. И я увидел в его живом правом глазу, что он хотел, чтобы я видел тот альбом. Юнга, посвистывая, уносил щетку.

* * *

Я поставил Эриха замыкающим, а сам пошел впереди. Сердце отчаянно колотилось, потому что я знал, что будет дальше. И совсем не удивился, когда услышал сдавленный крик. Пронзенный тяжелой стрелой, Эрих еще падал, а мы, не оглядываясь, уносили ноги.

* * *

Вторая ночь на шхуне прошла так же тяжело, как и первая. Мне непрестанно слышались голоса, то спорившие, то нежно ворковавшие. Казалось, что множество людей находятся именно в моей каюте, бегают вокруг меня и даже садятся на мою койку.

К утру у меня так разболелась голова, что я с ревом вскочил и, схватив подушку, швырнул ее туда, где, как мне казалось, находились громко смеявшиеся люди. Подушка врезалась в стену, и в это же мгновение хлопнула дверь моей каюты. Я подошел ближе и увидел на полу лоскут цвета бледной сирени. Это был обрывок кисейного платья.

Позже капитан Клаус высокомерно сказал мне, что женщины на борту нет и быть не может, ибо «это корабль, а не бордель». Так и сказал. А сам смотрел на лоскут в моей руке и довольно щурился единственным глазом.

Качаясь, я вышел на палубу и обнаружил, что шхуна приближается к острову, скрытому наполовину серым туманом. Но не это стало главным потрясением дня. И даже не то, что Клеймс к тому времени качался на рее, подвешенный за шею крепкой пеньковой веревкой.

- Он украл у меня два золотых, - пожал плечами Клаус, заметив мой взгляд, устремленный на мертвого юнгу.

Прозрение начало подкрадываться ко мне, когда при швартовке боцман Арно упал за борт и его тут же растерзала акула. Будто знала и ждала.

Рисунки. Рисунки в альбоме предрекали смерть. На оставшихся в нем листах было тринадцать рисунков. И нас, матросов шхуны «Дорога в бессмертие», было ровно тринадцать. Я вздрогнул, когда понял, что поставив закорючку под контрактом, подписал себе приговор.

Но ничто так не пугало меня, как необъяснимое вожделение, которое я чувствовал к незнакомке в кисейном платье.

* * *

Я видел альбом только один раз, но почему-то помнил все рисунки. И я знал, что один из нас упадет со скалы и сломает шею, второй утонет в болоте, еще троих ужалят ядовитые гады. Выхода не было. Даже если бы мы шли не по ночному лесу незнакомого острова, а по главной улице большого города, мы бы все равно сломали шею и напоролись бы на змей и пауков. Так предрекали нам рисунки художника, имя которого никак не шло на память.

Из леса я вышел один. На опушке, освещенной серебром луны, стоял огромный ржавый сундук. А на нем, непостижимо для меня, сидел Клаус. Может быть, я, сам того не осознавая, сделал круг по лесу, и Клаус просто сидит на прежнем месте. А сундук мне мерещится. Или пень двумя часами раньше мерещился?

На плече Клауса притихла мышь. И та самая, невероятной красоты женщина из альбома гладила ее по спинке. На ней было кисейное платье цвета бледной сирени с дырой на подоле.

- Ну вот, - сказал Клаус. - Теперь можно и поговорить. Ты ведь помнишь последний рисунок?

Я помнил. У последней жертвы вынимали из груди сердце.

- Угу, - кивнул Клаус. - Ты все знаешь. Но напоследок почитай мне вслух. Я хочу запомнить, как звучит твой голос.

В моих трясущихся руках возникла книга. «Легенда замка Аспер». Та самая, которую я приносил Клаусу еще на шхуне.

- «Леди Аспер безумно любила одного молодого человека, - начал я. - Настолько безумно, что и впрямь стала сходить с ума».

Я чувствовал, что обречен, что как только окончу чтение, сердце покинет мою грудь, и отнюдь не по моей воле. Клаус поигрывал ножом. Был же револьвер? И пень? Или это я схожу с ума, читая легенду о леди Аспер безумцу, который играет со мной, держа в руке нож?Когда этот чертов револьвер превратился в нож?

В другое время я бы отметил красоту его блеска в свете луны, но сейчас я мог думать только о том, как бы избежать смертельной остроты тонкого лезвия.

- «Однажды леди Аспер гуляла со своим возлюбленным на обрыве над морем. И так сильно возжелала его, и так велико было недоумение его девственного сердца, что бедный юноша отшатнулся от нее. И тогда леди Аспер, не в силах укротить свои чувства, столкнула его с обрыва.

Сердце непорочного юноши разбилось на тринадцать осколков. Рыдая, леди Аспер поклялась, что соберет их, чтобы воскресить любимого. И услышала она пророчество: когда тринадцать душ отдадут свои жизни, возлюбленный ее обретет бессмертие».

- Много патетики, - сказал я. - Не люблю такую литературу.

- На вкус и цвет, - усмехнулся Клаус. - Помолись напоследок.

- Сам молись, - огрызнулся я. - Ты хотел, чтобы я видел этот альбом и устрашился своей участи! Ты хотел, чтобы я покорно лег под твой нож! Но ты не учел одного — эти рисунки сделал я!

Леди Аспер перестала гладить летучую мышь и с интересом воззрилась на меня. Я же, увидев замешательство Клауса, швырнул книгу ему в лицо и выхватил его нож. Еще мгновение — и его сердце, тринадцатый осколок жизни возлюбленного леди Аспер, билось в моей руке.

Я с размаху припечатал его к своей груди, чувствуя, как желанное бессмертие медленно просачивается внутрь моего тела. Это было так сладко, что я закрыл глаза, чтобы капля за каплей ощущать горячий поток бесконечной жизни.

Я знал, что моя жизнь отныне будет связана с леди Аспер. Я уже мысленно видел ее в саду своего дома, в беседке, в постели. Особенно в постели. Я уже понял, что овладею ею прямо сейчас, возле ржавого сундука и неостывшего тела Клауса.

И вздрогнул.

«Легенда замка Аспер» была издана двести лет назад.

Я открыл глаза и взглянул на женщину, с которой должен прожить всю свою бессмертную жизнь.

Передо мною, беззубо, но хищно улыбаясь, стояла древняя старуха.

- Я вся твоя, - с легкой хрипотцой прошептала леди Аспер, подходя ко мне. - Ты мне сразу понравился.

Я отступил на шаг, защищаясь от ее пальцев, жаждавших расстегнуть ворот моей рубахи.

Послышался шорох палых листьев. Леди Аспер отпрянула, а я обернулся. Потирая багровый шрам на шее, к нам приближался юнга Клеймс. В руке он нес вырванные из альбома листы. На верхнем я увидел свою подпись.

- Не бойся, я не мертвый. Мне легко притвориться повешенным, - любезно пояснил Клеймс, перешагивая через тело Клауса. Он с видимым удовольствием протянул мне бумагу.

Я узнал свой рисунок. На нем в образе скромного юноши был изображен повелитель ада, покупающий душу художника. Я прочел текст.

И застонал.

Потому что это было завещание. В полное и безраздельное пользование я завещал проходимцу Клеймсу свою никчемную, но теперь уже бессмертную жизнь.