Язва / #29 / LOTEA

Я пришёл минут за сорок до назначенного. Ночью я не спал, утром я не ел, потому что нельзя. Они сказали, что всё делается натощак, процедура известная и простая, и я должен пожертвовать своим завтраком, чтобы очистить свой желудок. Так они узнают, какая язва разъедает меня… уже так давно. Так давно, кажется, что я уже привык жить с этой болью внутри. Она успела стать мне родной. И сейчас она злилась на меня, капризничала, каждую минуту давая о себе знать.

Она нанесла очередной удар своим зубками. У входа в больничное отделение гастроскопии меня скрутило.

«Потерпи ещё немного, родная, скоро всё закончится» - сказал я про себя.

И себе тоже, потому что мне было страшно… очень страшно. Мне не хотелось идти вперёд, куда-то, я готов был лишь упасть, свернуться и завернуться в одеяло, наедине с ней, со своей болью. Однако, я должен был. Сделав усилие над собой, я вошёл в отделение.

До той варварской процедуры оставалось ещё больше получаса, так что я просто сел на лавку и стал ждать. Рядом сидели какие-то люди, две пожилые женщины тихо общались и заодно подозрительно поглядывали на меня.

Что такое? Да, я знаю, что выгляжу болезненно, но это не повод… Я встрепенулся, внезапно язва ужалила меня гораздо сильнее, чем раньше. Хотя она быстро отпустила, от этого мне стало ещё более жутко. Как? Как я выдержу процедуру, если уже сейчас мне так больно? Если она не разрешает мне даже находиться здесь? Это кошмар, а я просто жертва каких-то сумасшедших обстоятельств. Видимо, я не такой как все. Они ведь говорили «Это очень легко, ты почти ничего не почувствуешь». А я уверен, что почувствую всё. ФГДС – это называется, или как там ещё? Мне в глотку просто засунут какой-то длиннющий, противный зонд, который будет орудовать у меня там внутри, как у себя дома.

От одной мысли об этом мне стало тошно. Я залез в телефон, попытался отвлечься от тёмных образов в моей голове, глянул на время – прошло всего минут пять. Как медленно оно ползёт! Хотя так даже лучше, пусть этот момент не наступает никогда. Всё тщетно! Отвлечься я не смог. В голове только одно. Я убрал телефон и стал просто осматривать место, где я сижу. Обычная больница, хоть и довольно новая. Стены – это не какая-то обшарпанная плитка, а пол – не грязный побитый кафель. Нет, всё весьма современно. Только от этого как-то ещё страшнее. Здесь так тихо, так стерильно, и все кажутся такими спокойными и занятыми своим привычными делами. Сидят пациенты, медсёстры носят какие-то штуки из кабинета в кабинет. Неужели никто из них не ощущает, насколько это всё чудовищно?

Моё тело обмякло, я был истощён и обессилен, глаза слипались от усталости. Хотелось уйти оттуда, но, похоже, я обречён. Меня снова затошнило, на этот раз сильнее. Я побежал в туалет, даже осознавая, что это бесполезно, потому что тошнота не пройдёт. А может мне просто хотелось запереться одному в каком-то маленьком тесном помещении. Я провёл там несколько минут в попытках облегчить свою боль, но, как я и сказал, тщетно. Похоже, язва просто в очередной раз посмеялась надо мной. Не мог я с ней бороться, это было выше моих сил. Что же мне делать? Я никак не могу позволить им залезть внутрь, продержать меня с этой трубкой хотя бы минуту, увидеть там всё, разрушить этот дом, что моя язва там себе построила. Моё тело попросту не выдержит этого! Я подошёл к зеркалу в туалете, умылся и стал вглядываться в свои глаза. Наверное, я просто искал в них понимания и поддержки, ведь только я сам понимал ту боль и то, что мне предстоит.

В туалет зашёл мужчина в халате, врач, помыть руки. Он встал у раковины, вымыл руки и встал у сушилки. Внезапно он посмотрел на меня всё так же стоящего у зеркала и спросил:

- Вы к нам? У вас всё в порядке? На какое вы время?

- А, я, да… на двенадцать тридцать, - я постарался ответить так, будто бы не был смущён его вопросом

- А, хорошо, рановато вы, присаживайтесь, ожидайте в коридоре, - он слегка улыбнулся и вышел из туалета

Простая любезность, даже дежурная, но мне почему-то от его расслабленного, мужского, уверенного голоса с нотками профессиональной вежливости стало гораздо легче, приятнее, уютнее. Я подумал, может всё не так уж и плохо, если процедуру будет проводить он. Он наверняка будет нежен и аккуратен со мной, возможно, мне даже не будет так больно.

Следующие минут пятнадцать-двадцать я провёл сидя там же в коридоре, в смутной уверенности, что я преодолел свой страх. Вроде успокоился, забыл обо всём. Только за несколько минут у меня по спине начал идти пугающий холодок. Что-то было не так, совсем не так.

Дверь в кабинет открылась, из него вышла девушка, пациентка, улыбнулась и поблагодарила врача. Ещё чуть-чуть… меня пригласили.

Очень медленно и робко я зашёл в кабинет, сел на какой-то стульчик и застыл. Я видел…видел, как медсестра готовила всё необходимое, несла тот самый уродливый шланг, который уже очень скоро будет во мне. Во рту стало сухо. Я посмотрел налево – там была ещё одна закрытая комната, смежная той, в которой я сейчас сидел. Судя по всему, именно там всё и проходит.

Комната открылась. Тот самый любезный доктор вышел из неё и бросил на меня беглый взгляд. Да, это было оно! Я готов был умолять его сделать всё максимально безболезненно, забыв обо всех здравых рамках, я уже доверял ему тогда больше, чем кому-либо. Но… что это такое!? Как? Почему? Он что-то тихо и неразборчиво сказал медсестре и просто вышел из кабинета. Весь мой мир обрушился, последняя надежда ушла и явно не собиралась возвращаться. Я оцепенел, моя голова застыла, зрачки расширились. Вместо того доброго доктора в той самой комнате с койкой и всем оборудованием, я увидел какого-то молодого парня в белом халате с холодным и равнодушным взглядом. Он подозвал меня к себе.

Какое-то время я просто бездвижно сидел и никак не реагировал на его слова. Тогда он позвал меня снова, уже более грубо и раздражённо:

- Ну что вы там застряли? Мне весь день ждать?

Против своей воли я встал со стула и подошёл к нему. Медсестра взяла меня, попросила открыть рот и прыснула в него каким-то анестетиком, лидокоин, кажется, она сказала – неважно, я уже ничего не соображал и не мог ничего сказать. Во мне были только животный страх и язва, которая уже вовсю неистовствовала у меня в желудке. Меня быстро и небрежно (как мне показалось) уложили в койку в нужном положении, будто какой-то кусок мяса. В рот мне засунули фиксатор, чтобы он не доставлял хлопот в процессе.

Я поднял взгляд на врача, он держал в руках и смачивал эндоскоп, медсестра тоже что-то делала – последние приготовления. Внутри у меня всё замерло, все бабочки, что там были, просто умерли, в комнате воцарилась абсолютная тишина. Мне захотелось закричать! Так громко, как только возможно. Плевать на всё, лишь бы кто-то услышал, лишь бы пришёл и забрал меня отсюда. Только тогда я понял, что уже не могу этого сделать, мой рот занят фиксатором и заморожен лидокаином, я не мог даже пошевелить им, я не мог также двинуть своё тело – по какой-то причине оно было обездвижено, может из-за шока или чего-то иного, неважно. Важно только то, что я уже ничего не мог сделать, никак не мог предотвратить предстоящее мне. По моей щеке только прокатилась едва заметная слеза. Яркий безжизненный свет в комнате слепил меня.

Все приготовления были окончены, и врач медленно поднёс тонкий и скользкий эндоскоп к моему рту. Они что-то говорили параллельно, но я ничего не слышал, просто не был способен. Ещё секунда! Всё! Кошмар… Он начал просовывать зонд в мою глотку. Первые две секунды я не чувствовал абсолютно ничего, но потом… Я ощутил на себе всё самое ужасное, что только мог – мерзкий, холодный, раздражающий шланг, который хочется выплюнуть. Всё, что угодно, только бы он вышел. Этот инородный предмет ворвался в меня и теперь господствовал внутри, я стал откашливаться, отхаркиваться, слюна заполнила, кажется, всю поверхность вокруг меня, а это было только начало. Врач просовывал его глубже всё с таким же холодным и равнодушным видом. Он, кажется, вообще не реагировал на мои стоны. А вот язва реагировала, как только эндоскоп оказался в опасной близости к ней, она начала издавать невыносимые утробные звуки, которые смешались с моими стонами, образуя инфернальную мелодию моего ухода.

Это была пытка, бесконечная пытка. Время, казалось, вообще не шло. Штука уже полностью находилась во мне и не собиралась выходить. Я лежал беспомощно и обречённо, желая только одного – чтобы всё это закончилось, как угодно, просто закончилось. Сколько уже прошло? Минута? Час? Десятки часов? За что мне всё это? Это язва, она винит во всём меня; что я не убежал, не смог уберечь нас от этого. Наверное, я заслужил это. Мои глаза почти сомкнулись, когда я почувствовал…тот самый момент, высшей боли. Похоже, эндоскоп нашёл её и соприкоснулся, ощущение внутри было невыносимым, словно бездна раскрылась и начала вытекать из меня. Я забился в конвульсиях, отпустил фиксатор, вышел из-под контроля. Кошмар захватил меня, в голове стало темно. Кто-то выключил весь свет. Вот и всё! Хм… Последнее, что я помню – как моя голова поплыла наискосок, яркий свет брызнул мне в глаза, и они закрылись, окончательно.

Я проснулся. В палате на больничной койке. Дневной свет просачивался через окна, попадая мне на лицо. Я чувствовал себя странно, непривычно. Мне было…легко, вместе с тем я словно был опустошён. Я чуть приподнялся, упёрся спиной в подушку. Я понял, вот оно что: боли больше нет, язвы больше нет. Я не мог представить себе, что всё это произошло – боль ушла, а я остался, я всё ещё жив. Мы с язвой так долго были вместе, в это невозможно поверить! Немногим позже в мою палату пришёл врач и всё рассказал – я потерял сознание во время процедуры, как раз тогда, когда они обнаружили чёрную язву у меня в желудке – мою язву, меня срочно доставили в больницу и прооперировали, хоть с трудом, но всё же благополучно.

Похоже на этот раз всё обошлось.

Когда я остался совершенно один в палате, я посмотрел в окно на ясное синее небо. Я дотронулся до своего живота, нежно погладил его и с усталой улыбкой прошептал «Прости меня».