Ноги / #58 / DELETED

Сделав над собой невероятное усилие, Ольга наконец поднялась с постели. Потянулась ввысь с едва не сахарным удовольствием и даже зажмурилась. Что может быть лучше, чем проснуться в субботу по собственной воле? Без денег и в косовато-тараканистом общежитии — зато в полдень, а не в семь утра.

Ольга чуточку попрыгала на месте, улыбаясь, и в эту секунду взгляд её упал на две симпатичные ноги, свисающие с кровати соседки. «Вот Машка редиска, ещё лежит, — сочувственно подумала она, — вчера ведь пришла и прям сразу свалилась». Машка-трудяга и впрямь заснула очень рано — часов в восемь вечера; работа с орущими детьми и целый день на ногах, мягко говоря, её вынудили.

Ольга подошла и поправила соседке одеяло. «Спи, спи».

***

Полотенце зашуршало по волосам; душевой пар заметался и выскользнул через дверь.

— Машка-а… — с улыбкой прошептала раскрасневшаяся Ольга, выходя из ванной и вытирая виски, — скоро час уже будет, а ты всё дры-ыхнешь…

Ответом ей было целое ничего. Если бы Ольга могла видеть Машкино лицо, оно бы уж наверняка всё скукожилось от вредности, но Машка вчерашней ночью укрылась целиком, с головой. Уплывая в темноту, ещё проворчала: «Вечно ты лампу включишь и всю ночь сидишь, Оль… Прямо в зрачки долбит». Ольга ответила: «Ну кто ложится в восемь? Закройся одеялом и спи, а у меня курсач». И Машка закрылась — и тогда, и сейчас выглядывали лишь её субтильные ноги.

— Тарелки твои уже три дня стоят, — продолжала Ольга игривым шёпотом. — Мне мыть их за тобой, зараза?

Молчание. Ноги висели.

— Соня маленькая. Не боишься, что голова заболит потом, дуня?

На бедных тарелках язвительно сверкали крошки и смазанная полосочка джема. В Ольгиной голове мелькнуло: «Даже не сопит чего-то».

— Ой я беру чей-то красивый ноутбук за сорок тысяч, ой беру и несу воровать…

Ноги висели.

— Ну поспи ещё, ладно. Молчу.

***

Задание сгонять в триста шестую, чтобы сдать мусор на переработку и наболтаться с тамошними, было с треском выполнено, и Ольга поплелась курить с Вадиком у боковых дверей. Рассказала ему, что Машка вечером вернулась вымотанная и до сих пор спит как убитая, выслушала очевидную пошлую шутку, посмотрела на хохочущего Вадика как на дебила и пошла обратно.

— Маш, встретила Вадоса в коридоре, пошли пообщаться, — рассказывала Ольга, вошедши в комнату. Глаза её были опущены — шнурок не хотел развязываться. — Похож на додика какого-то, а ведь так нравился… Я ведь даже плакала по нему сначала чуть-чу… А… — Ольга перебила сама себя, выпрямившись и невольно вытаращившись на соседку. Рука сама собой полезла за телефоном, глаза поглядели: четвёртый час.

А Машка лежала. У Ольги беспокойно закололо в груди. Соседка не ворочалась, не комкала одеяло, как обычно, не бормотала. Ноги её покоились в одном положении, свешиваясь с постели полумёртвым грузом, а руки и голова были закутаны в одеяло и как будто даже не дышали, не шевелились.

— Маш…

Ольга в нерешительности подошла к ногам и легонько их коснулась.

— Машка, ну хватит спать. Ты чего?

Ничего. Тогда она потянула за одеяло, желая сдёрнуть его, но в эту минуту комнату ослепил орущий телефон, и Ольга, зачем-то вскрикнув, отпрянула в сторону. Звонила мама. Бросила взгляд на Машку — не проснулась ли? — но ноги висели.

— Блин, мам… — Ольга приложила трубку к уху и, боязливо оглядываясь на соседку, почему-то поспешила выйти из комнаты. — Привет. Да хорошо всё, ну просто… Да…

Дверь — хлоп!

Уже за ней бормоталось: «Да нормально всё у меня… Вот мусор ходила сдавать… Маша? Маша нормально».

***

Когда Ольга, полная решимости прекратить несмешную шутку и разбудить соседку, отвязалась от матери и вернулась, ей пришлось сильно постараться, чтобы видавшие виды глаза вдруг сами не полезли на лоб.

Конечно, чистый стол мало кого может удивить, если только ещё минуту назад он не был заставлен Машкиными кружками, тарелками и крошками. А он был. Теперь же не стояло ничего, а кто-то, издеваясь, даже прошёлся тряпочкой, поэтому пыль пропала тоже.

— Машка!

Страх застучал где-то глубоко под желудком, ещё робко, но уже нарастая. Ольга сильно зажмурилась, постояла так секундочку-другую, раскрыла глаза и тут же громко охнула. Тарелки не появились, зато одна из висящих ног чуть сползла на пол, будто готовясь к забегу. Ольга тупо покосилась на неё и сделала шаг вперёд.

— Машка, ни хрена не смешно.

Как она успела помыть, сложить? Сколько времени прошло?

В Ольгиной голове противно задребезжал чей-то (возможно, самой Машки) голосок: «Она бы не успела, признай. Никто бы не успел, даже долбаный мистер Пропер».

— Маш, мы с тобой сильно поругаемся, если ты сейчас не встанешь.

БАМ.

Ольга резко повернулась — с её тумбочки на пол шлёпнулся «Щегол». Пол недовольно затрещал, едва не прогнувшись под тяжестью книги, и Ольга подорвалась поднять её, как вдруг мельком заметила, что вторая нога тоже тянется книзу. Потихоньку, медленно и неторопливо вылезала она из-под одеяла, вытягиваясь, и ползла к левой. Ольга страшно побледнела и попятилась.

— Да что же…

Только сейчас она увидела, что Машкины ноги были не просто субтильно-синеватые, как обычно, — нет, они отдавали самой настоящей зеленью, вроде болотной. Под правым коленом виднелся подгнивший синяк, а ногти казались неестественно чёрными, несмотря на приличное освещение.

Нога подползла к другой и на том успокоилась. Теперь они, ещё утром лишь свисавшие с кровати, совсем касались пола, покойно прижавшись друг к другу. Ольга, застыв с «Щеглом» в руках, продолжала смотреть на них, как заворожённая. «Уродливо, не правда ли?»

— Знаешь, Машка, делай как тебе угодно, — проговорила она, стараясь звучать язвой, но только с головой выдавая и дрожащие губы, и грозящийся вот-вот сорваться голос. — Но ты мне…

Ноги синхронно топнули, и Ольга, задохнувшись, бросила в них «Щегла» и с воплем влетела в ванную. Судорожно дрожа и поскуливая, дёрнула ручку, дёрнула замок, задвижку — господи, что за дрянь, что за дрянь, мамочки… Телефон в кармане опять взвизгнул — или это была Ольга? — и девушка схватила его в обе руки.

— Алло, Оля-я-я!

— МАШКА?

— Я в булочной, тебе что взять? Я только с документами закончила, короче… Слышишь, алло? Я ещё у тебя антисептик взяла, не спросив, а то ты так крепко спала утром, я не знала — будить или не будить… Ну я немножко попользовалась, а то в банке рассадник… Слышишь?

— МАШ-КА?

— Да что? Ты в туалете, что ли, эхо?

Вся превратившись в дрожь и слившись с кафельной стеной, Ольга беззвучно ревела и слушала, как с кровати вставали ноги. Она не видела их — но она их слышала. Слышала, как поскрипывает пружинка, как левая, ощупывая пол, шоркает по нему, как обе медленно ползут по направлению к двери ванной.

— Машка, родная, — прерывисто прошептала Ольга, отказываясь верить в то, что происходило, — Ма…

— Плохо слышу, Оль, я в подвале. — Шуршание. — Я тебе творожный, как обычно, возьму, ладно? Деньгу можешь не возвращать, будет как бы reward за антисептик… Ла…

Ноги затопали к ванной. Ольга, всхлипнув в истерике, выронила телефон, и тот пребольно упал на пол — тут же отлетел стеклянный кусок. Ноги остановились и встали прямо перед дверью; Ольга видела две тени в самом низу.

— Оля-я-я… Алло?

Она закрыла лицо руками и затряслась в животном ужасе, а уши слышали всё: и как сама собой щёлкнула задвижка, и как зашевелилась ручка, и как скрипнул косяк, приглашая, и как зелёные отросшие ногти легонечко споткнулись о металлический порог.

***

— Господи! Я дома! — Грохнула входная дверь; в Машкиной руке мягко звякнули ключи. — Еле выжила, но пришла, и всё ради тебя, Оль, всё только ради тебя, а ты трубку броса… Дрыхнешь?!

На чистый стол упал пакет из булочной.

— Спасибо, дорогуша, помыла…. Ольга Михайловна! Я к вам обращаюсь! Вставайте, вы не имеете никакого римского права спать днём!

И Машка дёрнула зачем-то накрывшуюся с головой Ольгу за вылезшую ногу.