Мелофобия Елены / #111 / id31895126

Па-па-па-парам, па-па-па-парам!.. – легкая, чуть тревожная увертюра к «Севильскому цирюльнику» Россини взвилась ввысь. Вслед за ней вступил сочный, хорошо поставленный баритон. С заученным пиететом чеканил он реплики о кристальной репутации и несокрушимой надежности Банка «Вдохновение».

Ни названия банка, ни его преимуществ Елена уже не услышала. С первыми нотами ее сознание словно парализовало. Мелодия вытеснила все прочие звуки и образы. В считанные секунды она выросла из нежных аккордов в непрерывный звон. Пронзительный, сверлящий он заливал всю черепную коробку. Она зажала уши руками. Бесполезно − он был уже внутри.

Елена почувствовала, как невидимый обруч стянул грудную клетку, стало трудно дышать. Оставалось лишь мелко и часто хватать ртом воздух. Горизонт закачался, потом комната завертелась. Все быстрее и быстрее, пока не слилась в мельтешащую светящуюся пелену. Елена незряче выставила вперед руки, нащупала стену и опираясь о неё, тяжело опустилась на пол.

Звон и свет стали одним целым. Целую вечность она тонула в оглушительном белом тумане. Потом сквозь эту завесу пробился собственный голос: "Вдох! Сделай носом глубокий вдох! Так. Выдох через рот. Еще раз… Еще…"

Минутой позже к ритмичному шуму дыхания прибавился далекой гомон. Это телевизор равнодушно изливал потоки бессмыслицы. Она нащупала пульт. Наступила неуютная тишина. Молодая женщина с трудом поднялась, добралась до кухни, налила стакан воды. Всякий раз после панической атаки она чувствовала себя разбитой, выжатой физически и эмоционально. Сегодняшний приступ был особенно сильным.

− Так больше не может продолжаться! – она ощутила непривычную решимость бороться.

Беспомощно озираясь, словно, не узнавая окружающих предметов, Елена отыскала свой телефон и принялась лихорадочно пролистывать сообщения от подруги.

− Вот оно! – Это было фото визитной карточки: Софья Витольдовна Мейер, врач-психотерапевт.

***

Кабинет Софьи Витольдовны не противоречил стереотипам и уже этим настраивал на спокойный лад: приглушенный свет настольной лампы, полки с книгами, мягкий диван, напротив него – кресло терапевта с высокой спинкой.

− Ваше состояние называется мелофобия, − убаюкивающая монотонность голоса Софьи Витольдовны вкупе с чудаковатой внешностью создавали классический образ психиатра. − Кого-то пугает любая громкая музыка, кто-то реагирует на определенную мелодию. Корни следует искать в неких травмирующих событиях. В вашем случае, по всей видимости, – это автокатастрофа. Наш мозг защищает нас от боли и вытесняет воспоминания, способные ее причинить. Но боль все равно прорывается в форме панических атак, фобий, навязчивых кошмаров. Справиться с ней можно, только восстановив детально все пережитое. Возможно, вы что-то забыли о дне аварии, возможно, это связано с музыкой. Первый путь − потратить десятки часов на традиционную терапию, пытаясь докопаться до причины. Можно просто купировать симптомы транквилизаторами. Мой опыт подсказывает, что методом выбора для вас будет возвратная регрессия или, проще говоря, гипноз. Гипнотерапию некоторые считают неоднозначным, иногда даже шарлатанским методом. В самом деле, я не могу вам гарантировать положительный результат. Однако, в случае удачи мы можем рассчитывать на скорый, устойчивый прогресс. Подумайте и позвоните мне завтра. Если решитесь, мы назначим дату сеанса.

***

− Я буду считать до десяти. Один, два, три… Следуя за моим голосом, вы погружаетесь в сон. Четыре, пять… Вы слышите музыку, вы узнаете мелодию. Восемь, девять… вы спокойны, вы в безопасности, позволите своим воспоминаниям свободно течь в вашем сознании… − голос Софьи Витольдовны эхом покатился прочь, уступив место нежным звукам скрипок.

Па-па-па-парам, па-па-па-парам! – воздушные пассажи «Севильского цирюльника» радостно порхают в пустоте.
Па-па-па-парам, па-па-па-парам! - незнакомый мужчина, неумело подпевает великому Россини − Давление 50 на 80, кислород 98.

− Прекрасно. Я почти закончил. Ольга Николаева, пришейте кожный лоскут и наложите повязку.

Этот голос кажется смутно знакомым.

− Поздравляю, коллега! Вы только что воплотили, возможно, самый дерзкий и амбициозный проект в истории медицинской науки! – голос первого незнакомца, утонул в аплодисментах и нестройном хоре поздравлений.
− Полно, коллеги! Все мы потрудились на славу, это наша общая победа. Но давайте дождёмся окончательных результатов. Константин Петрович, заканчивайте и перевозите в барокамеру. Гипербарическая оксигенация, мониторинг показателей каждые 30 минут. Я у себя в кабинете. С ног валюсь…
− Елена! Следуйте за моим голосом. Вы расслаблены, вы в безопасности… Теперь перенеситесь немного вперед. Где вы теперь? Что вы слышите? – далекий голос Софьи Витольдовны точно незримый конферансье, объявил следующий акт воспоминаний.
− Показатели стабильные. На контрольной томограмме отсутствуют слепые зоны, необратимые поражения не регистрируются.
− Что ж, прекрасно. Думаю, через пару дней будем выводить из комы. Предупредите команду. Мы подошли к решающему этапу операции.
− Не будьте так строги к своему успеху. Вы уже сделали это. И это просто невероятно! Только подумать, вы перевернули всю нейрохирургию, да что там, всю медицину как таковую! Трансплантация неокортекса, это же как перенос души в новое тело! Это победа над старостью, над болезнями, это фактически, бессмертие!
− Вы забегаете вперед, мой друг! Нам еще предстоит узнать, кого мы выведем послезавтра из комы − личность донора или реципиента? А может мы создали совершенно новое гибридное существо? Если так, то каким образом сознания диффундируют. Если вообще сознание вернется. Подопытные банобо полностью утрачивали все специальные навыки, приобретенные как донором, так и реципиентом в ходе жизни. Даже в лучших образцах оставались лишь врожденные инстинкты и импринтинг первых дней после рождения. Пока вопросов больше, чем ответов.

− Знаете, мы просто невыносима мысль, что столь грандиозное открытие не может быть представлено научному сообществу и общественности. Вы − величайший гений современной медицины, вынуждены прятать свое творение. Чудовищная несправедливость!
− Так часто случалось в истории науки. Многие передовые достижения, опережая развитие этики и морали, были отвергнуты социумом.
− Увы, к сожалению, это так. В нашем мире главной сенсаций стала бы не ваша выдающаяся операция, не бескрайние перспективы, которые она открывает перед человечеством, а пошлый сюжетец о том, как знаменитый хирург убил собственную жену.
− Прибавьте сюда похищение бездомной девушки. Знаете, я много размышлял над этической стороной. И поверьте, я не пожалел ни на секунду!
− Я вас полностью поддерживаю! Всё это мелко перед лицом тех великих возможностей…
− Нет-нет! Я не об этом. Я о Елене. Даже если бы нам удалось, каким-то чудом остановить кровотечение, она ни за что не согласилась бы жить таким обезображенным обрубком. Я слишком хорошо знаю… знал свою жену. Она предпочла бы смерть. В конце концов, это лучше для обеих. Елена обретет новое тело, кстати, моложе на десять лет. Бедная девушка – новую респектабельную жизнь. Ну а мы − удивительную возможность документировать день за днем дальнейший ход эксперимента.
− Уверен, потомки оценят по достоинству вашу титаническую работу.
− Сейчас я начну считать до трех. На счет три ты проснешься. Раз, два, три…
− Где я?! Мои ноги! Я не чувствую своих ног! Боже, что с моими ногами!
− Тише, любимая! Ты в моей больнице. С твоими ногами все в порядке, вот посмотри. Ты попала в страшную аварию, у тебя была сильная травма головы. Но теперь уже все в порядке. Скоро мы поедем домой.
− Дорогой, слава богу, это ты! Все как в тумане. Да, я что-то вспоминаю про аварию. Все было так медленно. Этот скрежет, казалось, длился целую вечность. Потом был удар, стекло будто взорвалось. Осколки так нежно звенели, как крошечные колокольчики. А дальше я помню, что не чувствую своих ног. Так страшно взглянуть вниз! Так страшно! Но я посмотрела. А там… Там только груда железа.
− Успокойся, это не правда. Твое сознание путает реальные события и твои страхи. Это последствия травмы и медикаментов. Ты была в коме. Тебя еще долгое время могут тревожить странные ощущения, переживания, навязчивые сны или даже галлюцинации. Что-то будет трудно вспомнить. Не пугайся, просто рассказывай мне обо всем, ладно? Все будет хорошо. Я люблю тебя.
− И еще одно. Лен, понимаешь, в той аварии были еще пострадавшие. Я все уладил с полицией, но лучше не распространятся о произошедшем. Забудь об аварии, любимая. Все позади.
− Сейчас я начну считать до трех. На счет три вы проснетесь. Раз, два, три… Елена, как вы себя чувствуете? Что вам удалось вспомнить? − Софье Витольдовне впервые изменил ее ровный словно биение метронома голос, выдавая нетерпение.
− Я не Елена. Меня зовут Оксана. Оксана Сахно. Сколько я должна вам за сеанс?

Она решительно достала бумажник. Взглянув на пластиковую карту, на мгновение застыла в раздумье. Медленно провела большим пальцем по выпуклой надписи: «Елена Смирницкая».

− А, впрочем, можете звать меня Елена. Я расплачусь в приемной. Спасибо, доктор. Хорошего дня!

Как только двери лифта сомкнулись, лицо Елены приняло надменное, придирчивое выражение. Оценив свое отражение в полный рост, она вся подобралась и словно прибавила в росте. Затем, приблизившись к зеркалу вплотную, осмотрела лицо.

− А ведь не дурна… Вторым твоим неоспоримым талантом, любимый, всегда был нюх на хорошенькие мордашки. Спасибо, милый, прекрасный выбор.

Полуденное солнце слепило после полумрака мраморного холла. Она достала из сумки темные очки, надев их, машинально продолжила поиски.

− Черт, да где же они? Ах да, ты ж не куришь, дамочка.
− Мы не курим. Мы. Теперь это наша общая территория. Придется осваивать навыки общежития, дорогуша. Давай не будем портить этот чудный фарфоровый цвет лица.
− Ладно, потерплю. Лучше расскажи мне все про своего муженька. − Она застегнула сумку. Случайный луч коснулся ее руки, над безымянным пальцем вспыхнула на миг звездчатая разноцветная пирамидка. – Ого! Карат не меньше! Про нашего, разумеется, нашего муженька…