У стоматолога трудный день / #114 / DELETED

Лена накинула небесно-голубой шарф на голову на манер Грейс Келли, чтобы щека и зубы меньше ныли от пронизывающего холода. Зуб совсем разболелся, и она скрипя сердцем набрала номер Марины, единственного стоматолога, которого не боялась. Смешливая невысокая Марина со спины напоминала тощего тринадцатилетнего подростка и убаюкивала мрачные Ленины фобии. Разумеется, лечение только под наркозом, разумеется, только когда терпеть уже совсем невмоготу или откладывать дальше некуда… А уже точно некуда. Боль грызла, стучала и пульсировала внутри зуба, отдавая электрическими разрядами в щеку и висок. От напряжения и страха у Лены разболелась голова. Скорей бы этот день закончился.

Миша сказал, что вечером их ожидает серьезный разговор. Помада на воротнике, светлые волосы на рукаве — похоже, всему этому сегодня будет дано название. Он скажет, что уходит, к другой. А Марина останется в одиночестве собирать себя по кусочкам. Не будет больше ни его мальчишеской улыбки, ни блестящих глаз, ни вкрадчивого голоса. Куда уж ей, скучной невзрачной стоматологичке, до такого, как Миша…
Марина была почти рада Лениному звонку, он позволял оттянуть неизбежное. Теперь можно позвонить Мише и сказать, что задерживается, трудная клиентка, пусть не ждет, идет по своим делам. А потом можно притвориться спящей, лишь бы отложить неприятный разговор…

Лена ворвалась в ее кабинет, как вихрь, без стука, страдальчески морщась, на ходу стягивая с влажных волос маринин небесно-голубой шарф и сверкая мариниными антикварными сережками. И шарф, и сережки, и пару симпатичных колечек ей подарил Миша. Обольстительного киношного красавчика она встретила на пороге этой самой стоматологии. Лена была слегка пришиблена после наркоза, и только поэтому дала ему свой номер. Обычно ее не интересовали молодые мужчины неопределенного рода занятий. Ни денег, ни стремлений, и все же, иногда полезно развеяться в приятной компании, решила она. И действительно, они провели вместе несколько восхитительных месяцев, пока легкое увлечение не уступило место природной практичности: Миша жадничал, ревниво считал свои жалкие копейки и постоянно порывался разделить счет за гостиничный номер на двоих. К тому же выяснилось, что у этого жука есть постоянная девушка. Лена с достоинством встала, не спеша оделась и вышла, не удостоив кавалера и словом.

Через пару дней он позвонил и попытался выклянчить назад побрякушки и шарфик, которые ей подарил. Но Лена была непреклонна: лучшие друзья девушек — бриллианты, а она друзьями не разбрасывается. Она, может, и вернула бы ему злосчастные побрякушки, Лена слишком уважала институт частной собственности, а этот жлоб, наверняка, вытянул брюлики из маменькиной шкатулки, слишком старинные, слишком дорогие. Но настоящей владелице Миша их вряд ли вернет, скорее передарит новой пассии, а Лене они всяко идут больше — красиво оттеняют бесподобные прозрачно-голубые глаза.

Мир покачнулся, глаза застлала пелена. На ватных ногах Марина подошла к креслу. Вот значит как. А она все гадала, куда делся шарф. Весь дом обыскала. Думала, забыла его в маршрутке. Столько слез пролила. А об исчезновении сережек даже не подозревала. Они лежали в шкатулке с драгоценностями — наследство от бабушки, подарки от мамы и родственников, преподнесенные к большим событиям: школьный выпускной, окончание универа, двадцатипятилетие. Марина не любила украшения, но бережно хранила их в красивой резной шкатулке, на память. Интересно, Лена все ее вещи сразу на себя нацепила или что-то еще пропало? Миша-Миша… Обокрал ее, а теперь бросает. Ради этой красивой ледышки с пронзительными глазами, которая трясется от страха в ее кресле? Сколько Марина с ней возилась. Ласково сюсюкала, уговаривая открыть ротик, рассказывала врачебные байки, напоминала, что красота требует жертв — все впустую. Лену буквально трясло в истерике, стоило ей открыть рот. И Марина нашла выход: лечение зубов во сне - нет страха, нет боли. Эта стерва хоть знает, чьего мужа увела?

Она резко встряхнула головой, сморгнув злые слезы. Анестезиолог ласково кудахтал над Леной: «Не бойтесь, положите ручки. Ах, если бы я не был женат!» Какая пошлость. А эта расчетливая зараза внимательно смотрит на него, прищурив льдисто-голубые глаза, прикидывает, сколько колечек можно вытряхнуть из жены анестезиолога? Впрочем, Артемыч — щедрый мужик, наверняка, купит новые.

Лена слышала анестезиолога как в тумане. В другое время она бы охотно пофлиртовала — приятно видеть в чужих глазах подтверждение своей привлекательности. Но сейчас ей было слишком страшно. И еще она злилась на Марину, которая застыла в углу кабинета в своем кресле и с тех пор, как Лена вошла, не произнесла ни слова. Где ее профессиональная вежливость? Лена столько денег оставила в этой задрипанной клинике, а эта худосочная врачиха даже не может улыбнуться! Только таращится невидящим стеклянным взглядом. Где-то на краешке сознания мелькнула мысль немедленно встать и уйти, «накатав» на Марину длинную смачную жалобу. Но Лене не хотелось на улицу, в холод и дождь. Зуб болел, а искать нового стоматолога — хлопотно, долго и страшно. Лучше потерпеть, добраться, наконец, до дома, а отрицательный отзыв можно оставить позже, на сайте клиники. Лена мстительно покосилась на своего стоматолога: Марина вдруг показалась ей бледной, маленькой и растерянной, как ребенок, которого родители забыли забрать из детского сада. В лениной груди крошечной рыбкой трепыхнулась жалость, на миг она даже забыла о собственном тошнотворном ужасе и слабости, волнами разливавшейся по телу. Марин, все хорошо?

Ничего никогда уже не будет хорошо. Не для Марины, у которой вырвали из рук любимого, вместе с памятью о бабушке и коллекционным шарфом. Мысль, что ее обокрал самый родной человек, горячечно стучала в висках. Сквозь стук пульса, отдающегося где-то в ушах, она едва расслышала дежурные вопросы Артемыча: объем работ, сколько должен длиться наркоз? Марина ответила невпопад и, кажется, назвала слишком большой промежуток времени. Анестезиолог недовольно крякнул: за окном стемнело, ему хотелось поскорее домой. Марина поймала на себе сочувствующий взгляд Лены. Она знает — вдруг подумала Марина, знает, что Миша — мой гражданский муж, вот поэтому и смотрит так жалостливо. Надо что-то сделать, выдрать ей волосы по одному, высказать все, нельзя же просто так проглотить такое предательство! Ей показалось, что она онемела, как в ночном кошмаре, когда хочешь крикнуть и не можешь. Она сглотнула комок, залепивший горло, и попробовала произнести хоть слово. Из горла вырвался сиплый кряк. Она в ужасе взмахнула руками, но никто даже не обернулся в ее сторону. Артемыч с Леной были заняты Леной, и она как сквозь вату вдруг услышала спокойный бас анестезиолога: «сейчас я начну считать». Неведомая сила сорвала ее с места, и перенесла к креслу, в котором постепенно ленина паника уступала место расслабленной неге. Что-то было такое страшное в ее глазах, что Лена вдруг резко дернулась и по красивому моложавому лицу пробежала судорога.

Лена не помнила, когда начала бояться стоматологов. Родители говорили, что ей в детстве приснился страшный сон, и с тех пор, стоило ей перешагнуть порог стоматологического кабинета, и ей казалось, что она оглохла и ослепла. Словно ее накрыли сверху стеклянным колпаком, как муху банкой. Но сейчас, под мерный голос анестезиолога страхи отступали, ей было хорошо и спокойно, будто ее кутали в любимое одеяло. Лена чувствовала, как на лицо падает тень. Она со скучающим любопытством приоткрыла глаза: и натолкнулась на бессмысленный взгляд Марины. Все-таки не зря я их боюсь — успела подумать она, и мир исчез.

У Марины от нетерпения дрогнули руки. «Артемыч, не стой над душой, если что, я тебя наберу». — «Выйду жене позвонить, скажу, что задерживаюсь». Когда анестезиолог вернулся, рот Лены превратился в кровавую бахрому. Марины нигде не было.