Суд Божий / #134 / DELETED

Сознание одиночки бессильно в борьбе со смертью.
Хоб заерзал на месте, чувствуя, как сгущается могильный мрак. По абсолютно голому телу расползались мурашки; холод металла и камня пронзал его насквозь. Мысли еле ворочались в голове, которую одновременно сдавливало, жгло, кололо, разрывало на куски. Свинцовые ресницы сжимали веки, глазные яблоки в одночасье разбухли и напрасно пытались разомкнуть своих притеснителей.
И вот, после стольких трудов и усилий, взгляд уперся… в никуда! Ни света, ни звуков, ни движения – ничего. Одна ледяная мгла.
Наручники намертво срастили кисти с трубой, выпирающей из пола и идущей куда-то наверх. Сильно затекли мышцы; Хоб потряс руками – тишину пожрал металлический лязг. Ладони заколотили по трубе, ступни застучали по бетонному полу – Хоб доказывал, что из его груди еще бьет родник жизни, что плоть пока не томится в загробных оковах. Для полноценного отпора недоставало яростного крика, но его нельзя было исторгнуть из глотки: язык онемел, челюсть омертвела, губы не слушались.
Пустоту огласил протяжный, мерзкий деревянный скрип…
В зубы Хоба врезалось что-то тяжелое, затем еще раз, и еще, и еще. Глаза с мольбой и слезами буравили мрак. По подбородку потекли горячие струйки.
– Я тебя заждался, Хоб! – прозвенел высокий, холодный голос.
По телу пленника побежала дрожь, которую усиливал скрип чего-то старого, сломанного, неживого…
Щелкнул выключатель; заморгала пыльная лампочка, черной нитью спускавшаяся с низкого потолка. Тусклый свет едва выхватывал незнакомца, его глубокий капюшон, широкий балахон, кожаные перчатки. Он сплел пальцы и раскачивался на стуле, поставленном спинкой вперед.
Хоб дернул руками.
– Тебя ничто не спасет, Хоб, – пророкотал незнакомец. – Ты умер.
Хоб затаил дыхание. Перед взором замелькали воспоминания последнего месяца, когда из его администрации пропало шесть человек, а затем полиция нашла их трупы… с вырезанными глазами. В глотке Хоба что-то забулькало.
– Я – Бог. Это последний суд, Хоб. Пора расплачиваться по счетам.
Хоб замычал что-то нечленораздельное и забился в судороге. Взгляд алчно всматривался в темноту, но не находил спасения. Безликие стены словно сжимались вокруг беззащитного тела; грузный потолок неумолимо опускался на жертву, угодившую в клетку; хищная лампочка грозно пульсировала, с любопытством взирая на добычу. Из трещин и сколов противоположной стены, докуда дотягивалась длань света, выступали багровые капельки. Лучше не знать, с какой стати они там взялись.
– Итак, Хоб, мне нужно знать ответ всего на один вопрос, – прогрохотал голос. – О, тебе необязательно отвечать. Твоих мыслей мне вполне достаточно. Ты же умер, глупенький.
Хоба постепенно покидало сознание. Ему казалось, что под капюшоном незнакомца явственно проступала улыбка, и Хоб старался не смотреть в эту дыру. Ему не верилось, что Бог может быть таким.
– Итак, Хоб, ты, как директор…
Незнакомец прервался. Из глотки вылетел недовольный рык.
– Прошу прощения.
Незнакомец поднялся, навалился на противоположную стенку, и она… поехала вбок! Из щели выплескивалось, бурлило, шипело солнечное море, затапливающее мертвую отмель. Свет поглотил широкоплечую фигуру, испускавшую радужное сияние. Из нее практически вылетали молнии, ослепляющие своей мощью. Душу охватывал благоговейный трепет.
«Бог», – затрясся Хоб. Помутненный рассудок не воспринимал ни стен, ни дверей, ни хромающей походки тюремщика, ни больших дыр на его одежде.
Дверь оставалась приоткрытой. Белая комната выглядела пустой, за исключением недвижной цепи…
Как только незнакомец завернул за угол, в белой комнате послышался жалобный стон. Зашевелилась цепь.
– Не бей меня, – пролепетал кто-то.
Сознание Хоба спустилось на землю: голос показался ему знакомым.
– Ты в моей власти! – рявкнул похититель.
Раздался удар.
– Хорошо, хорошо. Ты хозяин…
– Я – Бог! – взревел незнакомец и шлепнул невидимого пленника по щеке. Тот издал стон, не разжимая губ.
За стеной хлопнула дверь.
Хоба терзали тревожные мысли. Сразу после недавнего разговора с подчиненным, уволенным из-за масштабной программы по сокращению персонала, воцарилось забвение: Хоб не знал, что с ним приключилось впоследствии. «Кто похитил? Конкурент? Сотрудник? Обиженный клиент?»
– Хоб? – прохрипел голос за стеной.
Дверь слегка отодвинулась, и в темную комнату заглянула чья-то голова. Хоб, щурясь, смутно различал человека и ползающую, как змея, цепь: белая комната больно действовала на глаза. Когда же Хоб свыкся с обстановкой, его взгляд распознал квадратное лицо, желтоватую кожу, слипшиеся волосы и глаза в сети красных прожилок. Губы пленника превратились в отвратительное месиво.
– Я Даг, – сказал пленник. – Помните меня?
Хоб кивнул, узнав в нем своего сотрудника, уволенного почти год назад. Тогда Даг сильно поругался с бывшим начальником, после чего у Хоба остались не самые приятные впечатления об этом человеке.
– Значит, вы тоже здесь? – хмыкнул Даг. – Какая ирония судьбы!
Хоб не находил ничего веселого в нынешнем положении.
– Послушайте, – жарко заговорил Даг. – Этот тип еще как глуп! Рядом находится тайничок, и там он прячет запасной ключ. Мы спасемся… Тшшш! Он идет!
Голова пленника исчезла. По полу затопали ноги.
– Опять неймется? Кто тебе разрешил открывать дверь? – прогремел тюремщик. Последовал удар в челюсть, хрустнули зубы. Даг взвыл.
Хоб инстинктивно подался в угол, но ему помешали наручники. Труба задребезжала от лязга.
– И ты туда же? – Тюремщик зашел к Хобу и запер дверь. Теперь тьму разгоняла одна лампочка. – Никто не укроется от взора Божьего.
Тюремщик с тяжелым вздохом сел на стул.
Хоб не двигался, обхватив себя руками. Они кое-как согревали нагое тело.
– Посмотри на себя, – не без иронии заметил незнакомец, явно наслаждаясь мучениями Хоба. – Тебе зябко без одежды, не так ли? Представь на секунду: ты обладал статусом, связями, деньгами, а сейчас на тебе даже исподнего не осталось! Кто ты без всего этого?
Хоб застучал зубами, хотя и не чувствовал их.
– Итак, Хоб, ты, как директор, совершил много преступлений. Среди твоих грехов числятся: самоуправство, сквернословие, гордыня… беспардонное отношение к персоналу! Ты признаешь свою вину?
«Точно! – подумал Хоб. – Это тот, с кем я разговаривал вчера… Как его зовут, черт возьми?.. Но постойте! Он был хрупким, а этот здоровенный, как бык! Если только это не его подручный…»
– Отвечай! – рявкнул тюремщик и ударил кулаком по спинке стула.
Из Хоба едва не вырвался крик – от такого поведения незнакомца голос прорежется у любого. Хоб мысленно раскаивался в ошибках и умолял простить его.
– Не слышу?! – ревел незнакомец, поднимая кулак. Его целью вновь стали губы Хоба.
Мысли пленника усиленно вращались вокруг требуемого ответа. Почему, почему Бог его не слышал?..
– Прекрасно. – Незнакомец увидел, как кивает Хоб. – Суд приговаривает тебя к бессрочному заточению в преисподней. – Тюремщик осмотрелся по сторонам. – Так, а где она?.. Увы и ах, прошу меня простить. Исполнение приговора придется отложить на пару минут.
Незнакомец отодвинул дверь и вышел наружу. Шаги вскоре затихли.
Хоб тихонько всхлипывал, осознавая безысходность своего положения. Бежать было некуда, дать отпор не представлялось возможным…
– Хоб, – зашептал Даг, отодвигая дверь. Хоб вяло повернул голову. – Я почти достал ключ. Подождите еще немного.
К Хобу незаметно подкралась теплая волна надежды. «Скорее, Даг, пока этот псих не вернулся!» – хотел он крикнуть, но язык вновь не поддался.
За стенкой поднялся немыслимый шум: Даг что-то вскрывал, бросал, ломал, разбивал. Хоб скрежетал зубами, царапал себя ногтями, умоляя истинного, настоящего Бога, чтобы мучитель ничего не услышал. Чтобы Хоб вновь увидел солнечный свет…
– Нашел! – радостно воскликнул Даг.
«Тише, дурак!» – мысленно вскрикнул Хоб.
– Не могу вскрыть замок. Ловите!
По гладкому бетонному полу покатился ключ, который тут же уперся в ногу Хоба. Он, неуклюже изворачиваясь, подтащил ключ к себе, попробовал поставить его в вертикальном положении и опустить на него замок первого браслета. Тщетно.
– Скорее! – крикнул Даг.
«Давай, давай!» – рычал Хоб. Из потных пальцев то и дело выскальзывал неподатливый ключ. Как открыть замок, когда обе руки привязаны к трубе?
Готово! Первый браслет открылся! Но второй…
Скрипнула входная дверь.
«О нет!»
– Кто взломал сейф? – прогремел незнакомец. – КТО?
Белую комнату наполнила страшная какофония звуков. Трещали кости, пищал металл, крошился камень. К ним присоединился пронзительный визг:
– Помогите! Хоб!
– ТЫ! – неистовствовал тюремщик, нанося удар за ударом. С каждым разом они становились сильнее, громче, грубее.
Хоб воображал изуродованное лицо, выбитые зубы, лиловые глаза, выдранные волосы – и не испытывал сострадания.
«Черт с этим неудачником! Он не смог удержать работу – так что говорить о жизни? Но Я не он! Я не могу умереть! Каждый несет ответственность за свою жизнь – и только за свою!.. Ага!»
Обрадованный Хоб сбросил с себя наручники. Тело взлетело на ноги, которые едва удержали его. Хоб, тряхнув головой, уперся руками о спинку стула, приподнял его, двинулся к двери.
В проем выскочила оскалившаяся ржавая коса, тянувшая за собой широкоплечую фигуру…
И на нее обрушился стул. Вокруг тела, распластавшегося на полу, низвергался водопад щепок. Хоб безжалостно бил его ногами, руками и не мог утолить свою жажду мщения.
Незнакомец перевернулся на спину, отрывая ладони от лица…
Хоб чуть не задохнулся от страха: на него смотрела обезображенная физиономия Дага. Взгляд Хоба пробежался по пустой комнате: вдоль крошащейся стены извивалась длинная цепь, на ней никто не сидел.
«Как… как…»
– Помогите, помогите! – выл Даг. В глазах засело отчаяние, стремительно сменявшееся злобой.
Хоб тотчас же бросился к выходу…
Но за секунду до спасения его волосы схватила липкая рука. Хоба сверлил обезумевший взгляд.
– Никто не избегнет кары Божьей! – грохотал жесткий голос. Вдруг он смягчился: – Ты не Бог! Ты никто! Хоб, помогите! – Даг ударил свободной рукой в свою челюсть. Из уст вырвалась сталь: – Не тебе решать. Я – Бог!
И он потащил брыкающегося Хоба к косе.