Иди и дыши / #32 / stangrigo

Всё детство Пашка провёл в глухой сибирской тайге, в небольшом поселении старообрядцев. Жил с отцом. Мать, отошедшую на тот свет при родах, он не знал. По той же причине не народилось у него ни сестёр, ни братьев. К 14 годам, полностью сросшийся с природой, умел делать всё, что было необходимо для полноценной жизни в тех условиях, знал все премудрости таёжной жизни, и, случись чего, не пропал бы. Но это самое «чего» всё же случилось.

Тем августом из близлежащей колонии сбежали пятеро зэков. Через какое-то время уголовники вышли на общину и произошла стычка. Из местных в живых остался только Пашка. Привыкшие к мирной жизни, богопослушники, унесли с собой на староверческие облака три, ещё при жизни прогрызенные червём, преступные души. Всё это он узнал позже. А тогда мальца Бог сберёг, оглушив сзади чьей-то рукой твёрдо и увесисто в самом начале инцидента. Днём позже подоспели военные. Двое, остававшихся в живых у́рок, были ликвидированы на месте.

А Пашка с перевязанной головой оказался в Москве начала 70-х. Место было сверхзасекреченным. Особый отдел при ГРУ. Набирали туда молодых ребят без семьи, без привязок к гражданской жизни, а значит и слабых мест. Самые молодые сначала попадали в подобие школы, с заточенностью под будущую специализацию. Всё, что касалось уроков выживания, давалось ему легко. Да и мозги были на месте и, словно смазанные хвойными маслами да травяными вытяжками, шевелились очень даже проворно и споро. Также гладко и ходко он закончил обучение и перелистнул страницу. Все последующие пять лет службы были наполнены строжайшим режимом и полной концентрацией на своих обязанностях. Но в какой-то момент он понял, что эта новая жизнь стала для его души тяжким, а вскоре и вовсе несносным грузом, влекущим на беспросветное дно.

Новые ощущения варились, настаивались в нём, пока окончательно не оформились в чёткое осознание, что путь, на который он ступил не по своей воле, а по воле замысловато сложившихся обстоятельств и ещё чего-то или кого-то неведомого, закончен и пора сходить с него на обочину. Пашка стал ждать подходящего случая. И дождался.

Каждую спецгруппу время от времени забрасывали в труднодоступные места. Для отработки навыков выживания и испытания в полевых условиях новых достижений военной науки. На этот раз за неделю им провели вводный инструктаж по новому заданию. Точкой заброса была тайга, около двухсот километров от места, где прошла вся его прежняя жизнь. Решение было принято моментально. В оставшееся до вылета время он детально обрисовал весь план побега. Расстояние не страшило. Тайгу он знал. Комплектация была достаточной на первое время, а дальше видно будет.

Группу из пяти человек сбросили с вертушки. Произведя стартовую отсечку времени, все разбежались по своим маршрутам. Пашка утопил в болоте рацию и ещё пару приборов, по которым его могли засечь, определился в пространстве и двинулся в путь. Первым делом он планировал добраться до своего бывшего жилья. Кроме обычного человеческого желания хотя бы ненадолго вернуться в прошлое, была и другая цель, основная. Отец несколько раз показывал ему схрон, где был припрятан золотой слиток. Откуда он взялся, особо не распространялся, пару раз только дал понять, что, мол, прадед, ещё при царе, раздобыл по случаю, мол, греха за этим металлом нет, и лежит он здесь на совсем уж черный день, который пока не наступал и, надеюсь, не наступит. И завещал знать, но не трогать без таковой надобности. Пашке в общем-то и не хотелось. Гораздо интереснее было рябчиков ловить в силки, да рыбу острожить, а то и вовсе голыми руками проворство миру являть. А вот сейчас тот день как раз наступил. Вернее, настал-то он раньше, но оказия добраться до золота вышла только теперь. Дальше он планировал, не задерживаясь там надолго, податься в самые глухие места, найти какую-нибудь охотничью избушку, ну или по-быстрому отстроить небольшой зимник, на худой конец землянку отрыть. Все эти тонкости он знал, и они его не пугали. Отсидеться зиму, а дальше снова по ситуации. Или окончательно закрепиться на той земле, или же искать что-то более подходящее. Но сейчас ему хотелось только одного – тишины и одиночества. Был у него и план Б…

Добравшись до места, он обнаружил, что природа добросовестно поработала, слизав за 12 лет шершавым зелёным языком былую крепость изб, деревянных настилов и всех остальных дел рук человеческих. Не везде добралась. Там, где не слизала – обглодала. Где не обглодала – дотронулась, но трогала настойчиво и неоднократно. Известно, нет человека – нет беспорядка, но и порядок тот не на людской нрав. На природный, хаотический. Так заведено, так было, так есть. И так будет.

Никаких признаков жизни не наблюдалось. Пашка подошёл к своему крыльцу, отворил незапертую дверь, миновал сени, вошёл в избу и отшатнулся от увиденного. Перед ним сидел отец, живой и невредимый, только без бороды и почему-то в камуфляжной одежде. Такой же, как у него самого.

– Здравствуй, Паша. Раздевайся, присаживайся. Полагаю, вопросов у тебя немало, а это всегда к долгому разговору. Поверь мне, примета верная.
Пашка смотрел на отца одновременно недоверчиво и зачарованно. За эти годы тот практически не сдал, наоборот, ещё больше заматерел. Отец же был привычно сдержан и спокойно ждал, когда Пашка придёт в себя. Тот наконец неуверенно стянул верхнюю одежду и опустился на краешек стула.
– Ну ты даёшь, батя.
– Работа такая. Да и ты дал жару, хотя и ожидаемо.
Пашка от удивления вскинул бровь.
– Что значит ожидаемо?
– То и значит, Паша. Ожидают чего-то тогда, когда что-то знают, владеют определённой информацией.
– Так… Интересно. И что же это за информация? Я, конечно, очень рад твоему воскрешению, батя, но ты можешь мне всё растолковать? Почему ты живой, почему ты здесь, почему в этой форме, что вообще происходит?

То, что Пашка услышал, ввергло его в ещё большее оцепенение. Оказалось, что в 50-е годы в КГБ приняли решение о создании в стране секретных баз по взращиванию будущих военспецов. Было несколько вариантов реализации этого плана. Один из них – поселения в труднодоступных местах под легендой старообрядческих общин. Под маской взрослых выступали опытные военные и различные специалисты в своём деле. Дети в общины отбирались из сирот. Чем младше, тем лучше. Росли и воспитывались в необходимых для будущей работы условиях. Ну а потом, когда наступала пора переходить на новый этап, моделировалась ситуация этого перехода. Выглядевшая естественно, пусть и не всегда приглядно. Опять же, для того, чтобы обрубить все мирские, ненужные универсальному солдату Родины, связи. В случае Пашки это был набег зэков со всеми вытекающими. Прекрасная профессиональная инсценировка. Никто при этом не пострадал. Пашку вырубили в нужный момент. Всё остальное – байка, в которую он не мог не поверить, – так правдоподобно всё было отыграно.

– То есть ты мне не отец?
– Нет конечно. Ты подкидыш. Тебя шестимесячным нашли на пороге детдома. Информация поступила в наш отдел, а дальше всё по схеме.
Пашка глядел в пол, играя желваками.
– А как вы догадались, что я сбегу? Как могли этого ожидать?
– Очень просто. Уже год, как ты начал вызывать подозрение. Многие тесты, которые вы регулярно проходите, завуалированы и, в первую очередь, направлены на анализ психологического состояния испытуемого, и даже на выявление пока ещё бессознательных мотивов его поведения, грозящих оформиться в осознанное стремление. Мы прочитали твоё состояние и предполагали, чем это вскоре может обернуться. Ну а дальше специально создали такую ситуацию. Было ясно, что, если мы правы, ты не упустишь шанса уйти и прежде всего направишься сюда.
– А золото?
– Крючок. С прицелом на будущее. На всякий случай. Просто крючок, на который ты в итоге и попался.
– И что теперь?
Пашка почувствовал движение за спиной. Повернулся и увидел двух ребят из вертушки. По-видимому, остальные были здесь же.
– Извини, дорогой, но служба есть служба. В нашем деле червоточина не лечится, и ты это знаешь. Подгнившее яблоко идёт в компост.

Он всё понял. Пора было включать план Б.
– Что, прямо здесь?
– А какая тебе разница? В этом даже романтика есть. Родные места.
– Ну здесь, так здесь. Дадите хоть полчасика побродить по родным местам, надышаться перед смертью?
«Отец» хохотнул.
– Да в общем почему бы и нет. Иди, дыши.

…Лет в десять Пашка случайно, совсем рядом с деревней, обнаружил заброшенную, как оказалось, медвежью берлогу. Никому про то не сказал, решив, мол, пусть будет его тайной. Спустя какое-то время, точно убедившись в её необитаемости, полез исследовать и обнаружил тайну ещё бо́льшую. В самой глубине был узкий, явно не медвежий лаз. Но для человека сойдёт. К тому времени он уже часто отлучался в одиночку на всякие промыслы и даже при долгом отсутствии сразу его бы не хватились. Ещё до того он хорошенько замаскировал вход. Тайна должна оставаться тайной. Лаз под небольшим углом тянулся вперёд и вглубь метров на сто, пока не расширился так, что можно было встать в полный рост. Пашка упёрся в овальную массивную дверь. Много раз после того случая он наведывался к этой двери, и всегда она оставалась намертво запертой. Но какое-то чутьё говорило ему, что в нужный, в самый нужный момент она распахнется. И именно сейчас, перед смертью, пусть это было безумием, полнейшим бредом, он понял, что час пробил. Его план Б был, конечно же, не планом, а самоуспокоением, игрой разума, чем-то спасительным из детства, но он был. И сейчас всё должно было решиться.

За ним практически не следили. Так, поглядывали на расстоянии, будучи уверенными, что деться ему здесь некуда. Да и свой опять же. Пускай насладится последними минутами. Берлога располагалась за толстенной сосной, поэтому, дойдя до дерева, он спокойно обошел его и, будучи невидимым, быстро добрался до входа и занырнул в черноту. Фонарь был не нужен. Он столько раз там бывал, что мог продвигаться с закрытыми глазами. Расстояние до двери преодолел в один миг. Рука упёрлась в металл и чуть надавила. Дверь подалась и медленно приоткрылась. Где-то впереди тьму прореза́л неяркий, дрожащий свет…