Малина на окне / #54 / Evgaenia_tolstykh

Бабушки мои были дамами серьезными. Не то чтобы они не любили нас сестрой и не пытались приголубить, но они точно знали, что жизнь — не малина, что белый день предназначен для работы, что работы всегда хватает, и вообще, потехе — час. Их было три сестры: Галина Михайловна, Варвара Михайловна и Софья Михайловна. Настоящей бабушкой была средняя — Варвара Михайловна, мама нашей мамы. Ее мы звали баба Варя, а остальных бабушек звали тетями: тетя Галя — старшая, и тетя Софа — младшая. И каждое лето нас с сестрой отправляли к этим бабушкам в Вологду.

Жили мы женским коллективом почти в центре города, в старом деревянном мещанском доме, у которого доски на стенах почернели от времени. Но, как и положено в Вологде, три окна, выходившие на улицу, обрамляли белые резные наличники, а перед ними, огражденный прозрачным забором из металлических прутьев, располагался палисадник. На него всегда падала тень от дома, и росли там только очень теневыносливые темно-зеленые растения, которые на моей памяти не цвели никогда.

Старшие сестры, Галина и Варвара, к моменту моего рассказа были на пенсии, а младшая, Софа, трудилась диспетчером на железной дороге. Вокзал был недалеко, и теплыми летними вечерами до нас доносились гулкие разговоры по громкой связи, но голос тети Софы мы никогда не могли распознать. Строгие бабушки, перенесшие войну и умеющие выживать в любых обстоятельствах, вели хозяйство рачительно и неторопливо, получая дополнительный доход с продажи цветов. Какие шикарные цветы выращивали они на грядках во дворе дома! Это были гладиолусы всех цветов и размеров, от бело-голубых до багрово-черных. Флоксы всевозможных оттенков, кусты георгинов выше человеческого роста с цветами больше блюдца. А также белые гипсофилы, цветные анютины глазки, колокольчики, люпины и что-то еще, чего я уже и не упомню.

Все у бабушек шло своим чередом, и заготовка дров, и засолка огурцов, и варка варенья на зиму. Число банок каждого вида варенья сильно разнилось. Больше всего было брусники с яблоками — шикарного варенья темно-бордового цвета, где красные полупрозрачные кубики яблок перемежались черными ягодами брусники (э-эх, практически забытый вкус). Вот только если тебя каждый день на сладкое кормят брусникой-с-яблоками, то и она надоест, как надоедала она нам с сестрой через неделю после приезда с нашего далекого Урала. Варенья из голубики делали мало и давали только по праздникам, малиновым бабушки тоже угощали редко — берегли на случай простуды.

Ягоды обычно покупали не на рынке, а у каких-то знакомых. Но раз в сезон, когда поспевал урожай, местное плодоовощное хозяйство продавало малину, и ее можно было купить значительно дешевле, чем на базаре или где еще. Тогда на некоторых уличных перекрестках появлялись торговые точки, состоявшие из простейшего прилавка из деревянных ящиков, накрытых клеенкой, весов и, самое главное, лотков с малиной. Это были низкие картонные ящички-коробки, этак сорок на двадцать пять сантиметров. В этих лотках нетолстым слоем — в несколько ягод, — выпуклая и красная, лежала малина, источая невозможный аромат. Я сказала картонные, но, честно говоря, не знаю, как правильно назвать непромокаемую, покрытую пленкой, плотную бумагу, из которой в Советском Союзе делали пакеты для молока – треугольные такие. Так вот, на лотках с малиной, белым по синему и красному, было написано “молоко”.

Тем летом, в один прекрасный день (а это был вторник), бабушки не упустили момент и закупили четыре лотка с малиной. Я с сестрой, а лет нам было десять и двенадцать соответственно, бережно несли их домой по одному, а два других лотка несли баба Варя и тетя Галя — очень гордые собой. Бабушки — они существа добрые, хоть и суровые с виду. По приходе нам с сестрой отсыпали малины в блюдце и залили сгущенкой, чтобы полакомиться. Потом мы все вместе малину перебирали, отбрасывая мятые и червивые ягоды, и измеряли объем чашками. После этого бабушки брали нужное количество сахарного песка, измеренного тоже чашками, и варили сначала сироп до появления белой пены (для этого у бабушек имелись два медных тазика с широкими, как у шляп, полями), а потом запускали свежую малину прямо в кипящий, прозрачный сахар. Вся малина в тазики не помещалась, поэтому тетя Галя, главная по готовке, варила варенье в несколько приемов.

С началом варки история с малиной для нас с сестрой заканчивалась: все ягоды были оприходованы и изъятию не подлежали. И, кстати, свежее варенье нам летом никогда не давали, — оно на зиму, его начинали есть только с октября или ноября и уже без нас.

На следующий день, в среду, о малине напоминали только запахи из кухни, и я, стараясь не принюхиваться, удалилась в комнату тети Софы с книжкой — почитать в спокойной обстановке, пока бодрые бабушки не загрузили какой-нибудь скучной работой. Комната Софы была небольшая, вход в нее — сразу из прихожей. Наверное, до революции там жила прислуга. Или нет, кто знает. Повсюду там белели кружевные накидки: одна закрывала горку подушек, на комоде лежала кружевная салфетка, кружевная скатерть покрывала стол, на льняных чехлах кресла выделялись кружевные вставки сверху, по низу кровати шел кружевной же подзор. Все эти кружева в минуты досуга вязала баба Варя тончайшим крючком. Окно, в которое редко заглядывало солнце, занавешивал плотный тюль, который я обычно сдвигала, чтобы впустить побольше света. На подоконнике обычно ничего не было, даже пыли, но в этот раз — сюрприз, сюрприз! — стоял лоток с малиной, ягодка к ягодке. Видимо, он не поместился в холодильник, и его принесли сюда, к окну, где прохладно, где ягоды ждали своей очереди, чтобы свариться в медном тазике.

Сначала я, конечно, не собиралась есть малину, так только, две ягодки сверху взяла. Но потом съела пяток из разных углов лотка — ничего по виду не изменилось, абсолютно не заметно. Я съела еще чуть-чуть, потом еще — все равно не заметно. С трудом оторвавшись, я забрала книгу и удалилась на веранду, где обнаружила свою сестру. Про ягоды я ей ничего не рассказала. А что говорить? Я и так съела за двоих. После обеда нас послали поливать грядки, но лоток не выходил из головы, тем более что варенье продолжали варить, и я боялась, что бабушки заметят, что малины стало меньше. Я поглядывала на бабушек с подозрением, но ничего. Пронесло!
В четверг утром, когда тетя Софа опять ушла на работу, я отправилась в ее комнату типа почитать и сразу заглянула за занавеску, ожидая, что малины уже нет. Но, к моему удивлению, лоток все еще стоял на месте. Ягоды уже не казались крепкими и веселыми, они как-то подурнели и местами слиплись. Возник вопрос, сколько еще можно съесть, что б не было заметно? Я равномерно прошлась по всей площади лотка, отбирая по одной ягодке. Читать не хотелось, и я быстро ушла во двор, стараясь не попадаться бабушкам на глаза. После обеда готовое варенье разливали по банкам, и мы с сестрой помогали носить их в холодный чулан, что в сенях. Потом мы с ней отпросились погулять, сходили на речку, купили себе сметанные шаньги и долго болтались по городу мимо деревянных домиков, громадных тополей и заброшенных церквей — обшарпанных, но все равно красивых. Сестре я опять ни слова не сказала про малину, но это не означало, что я забыла — лоток с малиной поселился у меня в голове и зажил своей жизнью, всплывая периодически и вызывая приступы раскаяния и неудовлетворенности. Впрочем, не очень сильные и не очень частые.

В пятницу бабушки продолжали вести свое хозяйство размеренно и важно. Что-то варилось на плите, но не варенье, а просто суп. С утра нас с сестрой отправили носить воду с колонки и у меня как-то не получалось зайти незаметно в комнату тети Софы. Во время обеда я опять с опаской смотрела то на бабу Варю, то на тетю Галю, но они вели себя обыкновенно, обсуждали гладиолусы, подкормку и цены на цветы. Улучив момент, пока никто не видит (бабушки — на грядках, а сестра — на веранде), я все же заглянула на подоконник у тети Софы. Малина была на месте, но начинала портится: она дала сок, на ягодах появился серо-белый налет, по малине ползали кривые червячки, а вроде до этого ни одного не было.

«Что-то тут не то… Забыли бабушки про малину?.. А разве так бывает?.. Может сказать им про ягоды, типа вот только случайно нашла?» — закрутились мысли у меня в голове, но я не решилась — ягоды сильно осели, их вообще стало совсем мало. Вечером мне казалось, что бабушки на меня подозрительно косятся, а ночью приснился сон, что они нашли лоток и начали меня стыдить, все трое, по очереди, долго и нудно, как это они умеют.

Субботний день у тети Софы был выходным, и я, обосновавшись на веранде, ждала развития событий. Только ближе к обеду, в прихожей раздался резкий Софин голос, так что слышно было и на веранде, и, наверное, везде:

— Нет, вы посмотрите! У нас же малина осталась! Галюня, это ты ее сюда принесла? Галюня?!

— Ой-ёй! Жалко-то как! — запричитала тетя Галя, прибежав с кухни. — И ведь сама поставила, лучше бы девчонкам отдала. А так, ни варенья тебе, ни радости. Варя! Варя! Иди сюда!

— Да, совсем пропала ягода, — откликнулась баба Варя, когда ей под нос сунули злополучный лоток. — Потекла и в плесени. А кто поставил ее сюда?

— Так я и поставила, — сокрушалась тетя Галя. — Ой, девчонки, — это она уже к нам с сестрой обращалась, —совсем памяти не стало, старая я совсем!

Я кивала головой и медленно краснела. Вот как я могла сказать, что малина пропадала на моих глазах?! Я и сестре-то об этом рассказала, только когда мы уже повзрослели, а сами бабушки упокоились на местном кладбище, и дом их снесли. Но этот злополучный лоток мне продолжал сниться с завидным упорством, то с красными ягодами, то с почерневшими, покрытыми плесенью, то с толстыми червяками, каких и не бывает вовсе. И где-то рядом неизменно ходили бабушки, вздыхали и говорили, что не ожидали от меня такого, совсем не ожидали.
Вот только интересно, неужели они тогда не заметили, что половину ягод кто-то съел?! Они — бабушки, которые замечали всегда и все, включая мелкие просыпавшиеся семена, соринки на ковре и почти невидимые пятна на зеркале?!