Первая любовь и рыбий жир с гематогеном / #150 / natsmagina

Первый раз я безумно влюбилась в нежном пятилетнем возрасте.
Напасть настигла меня поздней весной.

На территории детского сада вовсю цвели кусты лиловой сирени, наполняя воздух ароматом безоговорочной радости, а тонкий, нежный запах жасмина кружил голову. На сочно-зеленых лужайках, среди помпонов одуванчиков, резво скакали солнечные зайчики. В густой листве черемухи щебетали какие-то пичуги. Красотааааа....
И мы, беззаботные и счастливые пятилетки, скакали на прогулках резвее заек и щебетали громче птиц.
В тот судьбоносный день я прочно обосновалась в песочнице, заграбастав совочек, ведёрко, и несколько формочек. Нужно было испечь немало куличиков, чтобы сытно накормить одноглазого плюшевого медведя Константина и изрядно потрепанного жизнью безымянного тряпичного клоуна. Погруженная в процесс украшения готовой выпечки травинками, я совершенно потеряла бдительность. А зря.
Литой резиновый мячик для игры в лапту на хорошей такой скорости впечатался в мою щеку. Из глаз посыпались искры и покатились слезы. Разъяренной рысью я выскочила из песочницы, намереваясь выцарапать глаза паршивцу Петьке, который посмел запустить в меня мячом.

Петька, сознавая глубину своего грехопадения, покорно ждал экзекуции.
Не надеясь на помилование, он всё же пытался загладить свою вину, протягивая мне на ладони ириску "Кис-кис".
– Наташка, прости! Я не хотел попасть в лицо! Я... это... в спину целился, а ты повернулась. Простиииии... Я тебе ириску отдам и в полдник твоё молоко с пенкой выпью. Своё выпью и твоё тоже...

Ничего себе! Выпить противное кипяченое молоко с мерзкой липкой пенкой – это подвиг. Подвиг ради меня!
В груди золотой рыбкой трепыхались восхищение и благодарность. Одновременно с огромным синяком на щеке, в сердце расцвела такая же огромная любовь.

– Петька... Петька... Ты хороший! Я поженюсь на тебе, когда вырасту! А ты? - выпалила я, запихивая ириску в рот.
– И я поженюсь на тебе! –клятвенно заверил новоиспечённый жених. –Сначала на своей маме поженюсь, потом на тебе!

После пылких объяснений и заверений во взаимности чувств целых две недели мы с Петькой были неразлучны. Я, как истинная боевая подруга, стояла вместе с наказанным любимым в углу, делилась с ним компотом и котлетой, играла в «войнушку» и в «индейцев». И с достоинством королевы принимала Петькино заступничество, шоколадные конфеты и букеты одуванчиков...
Прошло много лет, но я до сих пор не забыла завистливые взгляды остальных "безжениховых" девочек, их попытки обзавестись собственным кавалером или, на худой конец, отбить моего.

Петьку соблазняли шоколадом "Белочка", переводными картинками, пышными бантами и навязчивыми обниманиями. Но мой рыцарь оставался мне верен.

– Петя, Наташа, а где вы жить будете, когда поженитесь? – вкрадчиво спрашивала нянечка, нацепив на лицо фальшивую улыбку.
– Во дворце, – ничтоже сумняшеся отвечал мой суженный.

А я гордо кивала головой, подтверждая решение жениха. И мы под ручку важно удались к горке больших кубиков, чтобы немедленно начать строить своё будущее жилище...

Не помню уже, как и почему сошли «на нет» мои высокие чувства.
Может, постоянные дразнилки завистников в духе «тили-тили тесто» были тому виной? Может, шутки и подколки воспитателей поспособствовали охлаждению страстей? Или появилась ушлая разлучница? Может, мне надоело постоянно отправляться за компанию в ссылку в угол? Или я решила, что целая котлета лучше ее половины?..
Вот убейте меня, не помню, почему любовь "растаяла, как дым".
Но удар мяча по физиономии, бесспорно, послужил ей началом. Любовь, так сказать, пришла через боль, принеся потом счастье и сладкие воспоминания.

А ещё у моей любви был привкус рыбьего жира и послевкусие гематогена.
В тот день, когда Амур петькиной рукой запустил в меня мячиком, мама решила, что ребёнку необходимо принимать рыбий жир. Экзекуцию она подслащивала гематогеном.

Мама наливала из стеклянной зелёной бутылки в столовую ложку воняющую мерзость и подносила её к моему рту.

– Давай! Одним глотком: раз – и всё! – командовала она.

Я зажмуривала глаза и самоотверженно пыталась проглотить маслянистую жидкость и не исторгнуть её обратно. Мама была настороже: пока я боролась с рвотными позывами, в другую ложку из тёмной бутылки, запечатанной сургучом, наливался густой, благородно-коричневый, упоительно пахнущий, лакомый сироп гематогена. Эта амброзия полностью примиряла меня с рыбьем жиром.
Курс отвратительного блаженства длился две недели. Ровно столько же протянула моя первая любовь.

Кстати, с остальными случавшимся в моей жизни любовями всё было с точностью до наоборот: сначала – радость, потом – разочарование и боль. Сначала – вкусно, потом – фуууу и беееее.
Этим и отличаются высокие детские чувства от взрослых переживаний... наверное.