|
Одуванчиковое поле / #42
/ JuliaGekht
|
Маму опять положили в больницу. За ней приехали врачи в белых халатах и увезли. Не знаю, что у неё болит. Когда она собиралась – плакала, и что-то говорила папе. А я не хотела её отпускать, но мне плакать нельзя – заругают. Начинает ломить горло, я говорю себе: «Тихо, тихо», – и горло отпускает….
У меня есть «божья коровка» на колёсиках, и ещё одна такая же. Они родные. Только одна заводится лучше и едет быстрее, чем другая. Они всё время холодные, потому что сделаны из железа. А ещё есть мишутка. Тёплый и мягкий. Мой любимый. Гуляю с ним и катаю на качелях. Иногда он падает, и дома приходится стирать его с мылом. Мама говорит, если я буду плохо держаться, тоже упаду.
Уже давно умею хлеб покупать. Мне ещё четыре с половиной было, мама меня в магазин посылала и в варежку клала деньги. Они тоже из железа, как «божьи коровки», только не из красного, а из жёлтого. Когда доходишь до магазина – они согреваются. Сначала стоишь на улице, потом у полок с вермишелью, потом у полок с ирисками, потом – с длинной соломкой (мы иногда с такой чай пьём). В очереди стоять долго. Даже шапка начинает кусаться. Когда я гуляю в этой шапке, она кусается, и тогда чешется голова. На улице мне шапку снимать не разрешают. А продавец злая. Однажды чуть не выгнала меня за то, что я хлеб трогала: мягкий или нет. Так все делают. А одна тётенька рядом была – подала мне вилку, верёвочкой привязанную к полке и показала, как нужно. Сейчас мне уже пять исполнилось. А мой друг всё равно говорит, что я малявка и должна его слушать, потому что ему уже шесть. Папа называет его Женихтвой: «Вот и Женихтвой пришёл!», «А Женихтвой у нас сандалии оставил», хотя на самом деле его зовут Сашкой.
- А через год и мне шесть будет! – Отвечаю ему. - Зато, когда тебе будет шесть – мне уже будет семь, и я пойду в школу, - задаётся Сашка. - Зато моей тёте уже семнадцать!
Но иногда он хороший: защищает меня от больших мальчишек; помогает доесть котлету с вермишелью, и мы идём гулять вместе. Не люблю вермишель: она скользкая и похожа на белых червяков. А Сашка любит. Однажды мы с ним вышли на улицу после дождя и раскрасили горку и бордюры грязью. Это я придумала – делать веники из полыни и макать в лужу: «Вот наутро люди пойдут на работу и удивятся: ещё вчера бордюры были одного цвета, а сегодня уже в другой превратились!». Но бабушки во дворе увидели нас и такой крик подняли…. У дома на лавочке всегда много бабушек. Они там целыми днями сидят. Они бездомные. Позавчера нам тоже попало: мы нарвали цветов у ателье. Сашкин папа увидел букеты, и сказал, что люди, которые работают в ателье, их специально выращивали, поливали, а увидят голую клумбу – расстроятся. Тогда мы снова побежали к ателье и посадили цветы обратно. А нам так хотелось сделать мамам подарок. Моя мама любит цветы. Особенно красные. Теперь она в больнице. По утрам я крадусь на кухню: вдруг она уже дома? Но её всё нет и нет. А в шкафу лежит её халат. Даже на халате нарисовано много-много маленьких цветочков.
Теперь кашу мне варит папа. У него каша какая-то тягучая получается. Сначала она ползёт по тарелке и делается похожей на луну. Потом я съедаю половину, и она уже похожа на месяц. А потом я говорю, что больше не могу, и папа рассказывает мне сказку «О потерянном времени»: одни дети тоже долго ели кашу и не заметили, как превратились в бабушек и дедушек. Тогда я бегу к зеркалу – успокаиваюсь, и снова беру ложку. Сегодня мы с папой гуляем. Проходим длинную дорогу: мимо ателье, мимо детского сада, мимо дальнего двора, а потом ещё перелазим через блестящую трубу – и приходим к речке. Мы бросаем в воду камушки с берега: кто дальше.
- А если до утра бросать будем, и потом ещё два дня, мы все камни перекидать сможем? - Нет, Юляка, не сможем. - А если маму позвать и ещё Сашку – он знаешь, какой сильный? - Ну, если сильный…. Может, и перекидаем.
У моего папы есть гараж. Там живёт Запорожец (так нашу машину зовут) и паучок Паша. Мне папа всегда от него приветы передаёт, а когда я в гараж прихожу, паучок уже на работу уходит. Так я его и не видела.
А перед нашим домом распустились одуванчики. Их настоящее поле выросло. Оно такое большое, что даже кажется морем. Там всё время ругаются пчёлы. Собираю одуванчики только самые красивые, самые пушистые, которые пахнут лучше остальных: «Вот приедет мама и обрадуется». Пришла домой и поставила цветы в банку с водой – там им не жарко. У одуванчиков ножка специально сделана трубочкой – чтобы они пить могли.
- Юлька, у тебя же лицо всё жёлтое, скорее умываться! И с мылом давай. – Папа снова варил кашу на кухне.
Мыло попало в глаза. А если бы меня мама умыла – оно бы щипаться не стало…
Одуванчики стояли сначала весёлые, а потом стали сворачиваться, а потом совсем потемнели и повисли над банкой. А мамы всё не было и не было. Сашка уехал к бабушке в деревню, теперь я играла с мишуткой. Когда по телевизору показали «Баюшки», уложила его спать в коробку. Ему нужен режим. На улице стемнело, и папа зажёг свет: я до выключателя ещё не достаю. Когда долго смотришь на лампочку, а потом моргаешь, то кажется, что вокруг летают разноцветные бабочки… И я снова пошла на кухню: может, мы не заметили, как вернулась мама? Но на кухне было темно. Я не успела сказать себе: «Тихо-тихо» и разревелась. За мной пришёл папа. Он так не любит, когда я реву. Больше всего он не любит, когда реву.
- Ты чего ревёшь? – тихо спросил он и присел низко-низко передо мной. - Я скучаю без мамы. - Юляка, Юляка, я тоже скучаю. – Папа обнял меня: у него руки тёплые. А он, оказывается, на самом деле такого же роста, как я. И теперь, наверное, тоже не достанет до выключателя.
/blog/read/childhood/8866550
8866550
Вы успешно подписались на тему и теперь будете получать уведомления при появлении новых сообщений
Вы успешно подписались на ответы на собственные сообщения в теме и теперь будете получать уведомления
Вы успешно отписались от этой темы и больше не будете получать уведомления
Не удалось обновить статус подписки. Пожалуйста, попробуйте позже.
|