Моя малая Родина, или Родом из детства / #177 / tigrokris

У каждого человека есть своя малая Родина, где он родился, откуда вышел в большую жизнь. Иногда с этим местом связаны светлые воспоминания, иногда не очень. Мои лучшие детские воспоминания про двор, в котором я росла, и тихую улочку, где стоял наш дом. Жили мы в самом центре города Горького. Сейчас он называется Нижний Новгород. Все дома на улице были одно-двухэтажные, с большими дворовыми пространствами и двухэтажными сараями.

Родилась я в то время, когда улица была еще мощеная булыжником — коричнево-вишневого цвета. Ходить по ней было немного неудобно, но занятно. Камни, обтесанные временем, приятно нагревались летом на солнце, и многие прохожие шли по ним босиком. Напротив нашего дома была водяная колонка, так как в окрестных домах тогда не было ни воды, ни канализации. Конечно, это было излюбленное место всей местной детворы. А уж летом, в жаркие дни, играли и брызгались у колонки человек по 20 разновозрастных карапузов. От этого она часто ломалась, и мой дедушка гонял детей, а потом сам чинил колонку. Но сразу после починки дети прибегали вновь, и толстая струя ледяной воды радостно блестела брызгами на солнце, а дед смеялся и садился покурить на лавочку у дома.

Многие видели картину «Женитьба Бальзаминова». Поэтому сразу вспомнят забор перед домом главного героя. Вот точно такой же забор был и у нас. Это были огромные, как мне тогда казалось, деревянные ворота с двумя калитками по бокам. Ворота изнутри закрывались длинным бревном, которое надо было протискивать через две скобы. Перед воротами стояла древняя лавочка, на которой грелись на солнце старушки и коты. И сквозь булыжник прорастала везде мелкая травка. А лавочка летом вообще утопала в траве, одуванчиках и вьюнке. И было очень тихо, потому что машин в те времена практически не было, а общественный транспорт по нашей улице тогда еще не ходил. И кругом — на улице и во дворах — гуляли куры, гуси и утки. До сих пор не понимаю, как в далеких 1974–1980 годах всё это сохранялось в центре города, но жизнь у нас больше напоминала деревенскую, а не городскую. До сих пор помню ощущения лета: море солнца, шум деревьев после грибного дождя, мокрый и сверкающий забор и выводок куриц, вышедших погулять.

Куры чувствовали себя хозяевами улицы. Они выкарабкивались из-под заборов и гордо разгуливали по проезжей части. Однажды целая стая кур во главе с огромным красавцем-петухом гуляла прямо напротив моего дома по дороге. И мимо ехал «Жигуленок». Ехал он медленно, потому что на булыжниках особо не разгонишься. Ехал, трясся и сигналил. Тем и привлек к себе мое внимание. Прямо перед ним по дороге медленно вышагивал петух. И уходить не собирался. А водитель всё сигналил ему и сигналил. Наконец петух развернулся, подлетел вверх и сел на капот машины. Автомобиль остановился, а петух расправил крылья, захлопал ими и закукарекал. До сих пор помню этого огромного белого петуха с ярким хохолком, как он грозно смотрел на водителя и надрывался. Высказав ему всё, что он о нем думает, петух неспешно спрыгнул на дорогу и отошел к обочине, а машина проехала дальше. К окончанию этого представления все окрестные заборы и лавочки были усеяны зрителями, хотя был разгар рабочего дня. Петух гордо обозревал окрестности и кукарекал, а куры продолжали спокойно клевать что-то на проезжей части дороги.

Но самая интересная жизнь разворачивалась не на улице, а за забором. Двор у нас был проходным. То есть через него, открывая кучу мелких калиток по пути, можно было пройти на соседнюю улицу напрямик через квартал. Поэтому в наш двор выходили все калитки и заборчики соседних участков. Внутри двора, за нашим центральным Бальзаминовским забором и моим двухэтажным домом располагались несколько домиков с приусадебными участками. Знали бы вы, как хорошо было летом выйти во двор с утра пораньше и пролезть к соседям за яблоками, малиной, грушами. Никто не ругался, на каждом участке росло всего вдоволь. Мне в детстве летом на рынке мало что покупали — бабушка с дедушкой и родители точно знали, что я больше съем по соседям, да и денег у нас, в семье инженеров, было мало. Даже не заходя в садики, просто идя по дорожке через проходной двор, можно было вдоволь наесться малиной, черной смородиной, китайкой, вишней, набрать полные карманы гороховых стручков. Всё это гроздьями свешивалось на дорожку с кустов, заборов и деревьев. А поскольку экология тогда была не в пример нынешней — лучше, то ели прямо с куста, до отвала. Посредине пешеходной дорожки, извивающейся между садами с домиками, был широкий участок, вроде пустыря, на котором росла огромная одинокая береза — чуть поодаль от очередного заборчика. Под ней соорудили лавочку, и все местные круглосуточно приходили к березе помечтать и погреться на солнышке или посидеть под луной. Эта лавочка уже на моей памяти простояла лет 15. И, сидя на ней, можно было решить — сходить к соседям справа за садовой земляникой или к соседям слева за грушами, или поиграть в вышибалы или хали-хало. А у соседей, живших практически на выходе из нашего проходного дворика, вообще был огромный скотный двор. Именно там в детстве я узнала, как выглядят коровы, козы, гуси, утки, свиньи, куры и цыплята. Вся эта живность, за исключением коров, свободно гуляла по проходному двору, а если ей это удавалось, то и сбегала за его пределы — в город. Особенно было смешно наблюдать за цыплятами и поросятами, которые резвились около березы. Цыплятки были ярко-желтые и пушистые и с писком носились по окрестным кустам, а за ними с веселым хрюканьем бегали три бело-розовых поросенка. И никогда в нашем дворе не было ни одного пьяного. В квартале, где мы жили, было просто не принято появляться в пьяном виде на улице. Это считалось чем-то сверхъестественным. Выпивали у нас только по праздникам и совсем чуть-чуть.

Но не только дворики, заросшие лопухами, одуванчиками и травами вперемежку с китайкой, сформировали мое детство и навсегда оставили в нем ощущение счастья. Наш дом стоял, да и сейчас еще стоит, совсем недалеко от окского откоса. Всего 15 минут надо было пройти дворами до набережной Федоровского, и ты смотрел вдаль, на бескрайние уходящие под самый горизонт поля Заволжья, на бегущую воду двух рек — Оки и Волги, на строящийся город. По старой лестнице я спускалась к самой воде вместе с мамой и наслаждалась киданием гальки в воду. Сколько разных камушков, ракушек, ржавых гаек, рыболовных крючков и грузил приносила я тогда с прогулок! Старые пристани, как в фильме «Верные друзья», тогда стояли вдоль всего берега. К ним швартовались катера и пароходики. С каждой пристани обязательно рыбачили несколько человек с удочкой. Набережной, зашитой в бетон, тогда вообще не было, и берега были сплошь покрыты деревьями, растительностью, песком, водорослями и камушками. Ветки ив спускались к самой воде, летали веселые шмели. Пляжей тоже не было. Купались, кто где захочет. Везде был чистый белый песок и прозрачная вода. Мы иногда спускались из дома на весь день к реке с небольшим запасом провизии и гуляли до вечера. Разводили небольшой костерок на берегу из тальника, сидели на бревнах у пристани, смотрели на проплывающие пароходики. Мелкая рыбешка плескалась у берега. Я бегала по колено в теплой речной воде и ловила мальков, а потом строила замки из мокрого песка. До сих пор помню запах мазута, в котором были перепачканы пристань, лодки, канаты. Помню ощущение нагретой палубы пристани под босыми ногами. По Оке на Волгу и обратно спешили баржи, пароходы, «Метеоры», яхты, катера. Судоходство тогда было огромное. И всё это было не в деревне, а в третьем по величине городе Советского Союза конца семидесятых годов двадцатого столетия.

Именно эти впечатления, пронесенные сквозь года, и напоминают мне о моем беззаботном детстве, полном лета, солнца, шума листвы, запаха свежераспустившихся тополей, теплых грибных дождей, соседских ягод и веселых куриц. Это и есть моя малая Родина, где прошло мое счастливое и безмятежное детство.