Тедиум / #238 / DELETED

Прошло почти тридцать лет после Великой Победы Добра – так в Стране называли окончательную всемирную победу Священной Метрополии (а если говорить точнее – её правил ведения жизни), которую некогда здесь так яростно поносили и так сладострастно ожидали. В своей уютной неприбранной конуре, оснащённой всеми техническими удобствами и в плане напоминавшей соту, с привычно-понурым лицом вёл очередное воображаемое сражение невзрачного вида молодой мужчина. Это был человек со странным именем Тедиум – его родители, как, впрочем, и большинство простых людей, переживших Великую Победу Добра, имели неодолимую тягу ко всему, что было не свойственно их родной культуре. В быту, вкусах и суждениях они отдавали предпочтение всему господствующему, нисколько не думая о том, полезно оно для них, или вредно. Имя новорожденному искали до невероятия старательно – проделав поистине филологическую работу, остановились на случайно найденном в старой бесхозной книге броском слове из давно забытого древнего языка, на котором, как утверждалось, когда-то говорили лишь самые образованные и одухотворённые люди Священной Метрополии.

Не интересуясь переводом слова, думали, что получится элегантно и с намёком на аристократизм, но когда Тедиум подрос, выяснилось, что имя ничего не решает. Мальчик, будучи очень даже неглупым, выделяться решительно не умел, и единственным, что внешне отличало его от сверстников, было, если не считать то и дело прорывавшейся из недр его души горделивости, ещё увлечение историей, чудом не покинувшее его и в зрелую пору. Увлечение это было для тех условий и того времени необычным: тогда уже почти никто не чувствовал своей связи с прошлым, оно было непонятным – слишком разительно повседневность этих людей отличалась от той, которая была даже в сравнительно недавних эпохах. Впрочем, не стоит преувеличивать основательность и тедиумова хобби – познания его в истории сводились лишь к самым ярким событиям и персонам, с которыми он себя, и в беседах, и в уединении, частенько отождествлял. Его занятия историей едва ли сущностно отличались от его второго основного увлечения, которому он уделял несравненно больше времени – «Грёзы». «Грёзой» называлось бесплатно поставляемое каждому жителю Страны устройство, которое имело функции средства связи и массовой информации, но главное его достоинство состояло в другом: при помощи него можно было в одиночку или с кем-то перемещаться сознанием в абсолютно любой мир – вымышленный самостоятельно или заранее предусмотренный производителем – и проживать в нём какие угодно роли. В этом увлечении, которому в свободное от выполнения трудовой повинности время, в разной мере предавался каждый житель Страны, не было ничего необычного и тем более позорного. Это было общественно полезное занятие, которое поощрялось управлением Страны и, конечно, повышало общественное благополучие. Да и чем ещё заняться в хотя и не близком к совершенству, но уж точно очень и очень развитом обществе, не знающем ни экономических кризисов, ни серьёзных политических противоборств и почти победившем преступность? Устройство это пронизывало все области человеческой жизни – до самых потаённых – и почти полностью удовлетворяло даже потребность в непосредственном взаимодействии с себе-подобными. До сих пор не было изобретено лучшего средства укрощения злых человеческих инстинктов и направления их в созидательное русло.

Этот пасмурный грозовой вечер после обычного, не слишком обременительного, трудового дня Тедиум коротал в роли какого-то сурового короля варваров. Ему особенно нравились роли жестоких и властных личностей: они лучше всего удовлетворяли его желание быть выше остальных.

Нужно сказать, особенной любви или благодарности к тому цивилизованному строю и той счастливой жизни, к которым цепями прогресса были прикованы граждане Страны, удивительным образом никто не испытывал. Общаясь в «грёзе» или, что гораздо реже, встречаясь наяву, люди – в основном, молодые – постоянно изощрялись в выискивании иногда серьёзных, а по большей части смехотворных недостатков, присущих их каждодневной действительности, и разрабатывали действенные по их остроумным прогнозам стратегии исправления положения. По признаку угла, с которого прыскались стрелы социальной критики, некоторые даже собирались в какие-то особые группки, придумывали себе дерзкие названия и схлёстывались между собой в скорее риторических, нежели политических сражениях, никоим образом не нарушавших общественного спокойствия. Таким был и Тедиум. Он страшно любил и считал чрезвычайно важным спорить с идейными оппонентами, ссылаясь на постоянно им читаемые исторические тексты сомнительного происхождения. Он даже мнил себя способным когда-нибудь повести «расхлябанную толпу к новым горизонтам» и разъяснял цели и смысл своего объединения всем знакомым, не вхожим в него. Делал он это, стоит признать, весьма успешно и был за то горячо уважаем приятелями по кружку, а свои перевоплощения в могучих героев прошлого считал, по его выражению, «дисциплинирующими дух и подготавливающими к борьбе». И нынешнее его времяпровождение было бы точно таким же «самодисциплинированием», как и в любой другой вечер, если бы не одно с внешней стороны малозначимое происшествие.

Подходило время сна. Тедиум собрался было отключаться от «грёзы», как внезапно ему пришло сообщение от одного из членов его кружка. Это был наименее желанный участник коллектива, который слыл человеком, склонным в суждениях постоянно отходить от идей кружка, редко принимал участие в диспутах и имел – по крайней мере так хотелось судить по его рассказам и манерам его недоверчивым сотоварищам – некоторые будто бы преступные наклонности. Вероятно, единственной причиной, по которой его ещё не исключили из кружка, была странная для всех симпатия к нему со стороны Тедиума – тому, хотя он и соглашался с общим мнением, страшно услащала самолюбие мысль о дружбе с тем, кого побаиваются. Тогда вообще было довольно трудно сыскать человека, которого можно было бы хоть немного побаиваться. В последнее время этот подозрительный тип всё твердил о каких-то реальных делах, редко появлялся в «грёзе», да и живьем его уже третий месяц никто не видел. Такое полуприсутствие его, всё более стремящееся уже к отсутствию, оказывало двойственное воздействие на кружковцев: они не знали, радоваться ли тому, что пропадает, наконец, с их глаз раздражающее бельмо, или... впрочем, об истинно страшных вещах эти люди, на долю которых не выпало, да и не могло выпасть сколь-нибудь значительных злоключений, предпочитали не думать вовсе.

Сообщение это, после долгой отлучки, было настораживающе кратким: странный знакомец предлагал встретиться. Тедиум смешался. Хотя он был к этому человеку ближе всех, он, всё-таки, очень редко бывал с ним наедине и никогда в такое время суток. «Чего это он так поздно? Спать бы надо». За тёмным и мутным от растёкшихся капель окном напряженно брезжилось ярко-жёлтое пятно луны. По белой с бетонной проседью стене медленно ползла маленькая двухвостка. «Обидится. Может, пойти?». Тедиум взял салфетку и брезгливым осторожным рывком схватил и раздавил насекомое. До глупости пустячный вопрос упорно не хотел разрешаться; ему, не привыкшему к спонтанным авантюрам, не хотелось никуда выходить ночью. Да ещё с кем? Тедиум решился спросить:

– Что хочешь?

Через несколько минут последовал ответ:

- Да ты просто говорил всегда лучше всех у нас. Остальные так, больше балласт. Дело одно придумал. Счёл, что вдвоём легче будет такое провернуть. А по тебе всегда было видно, что хочешь больше других. А раз так, то и внутренне, наверно, готов.
– А тут нельзя обсудить?
– Нельзя.

«Нет, это что-то совсем тёмное! – думал про себя Тедиум. – Неужели что-то с нашими идеями связанное?» Какая-то неявная, сбивчивая, закравшаяся ещё при получении первого сообщения череда жгучих мыслей теперь всё разрасталась: Тедиум стал припоминать все свои пространные обоснования, все пламенные речи, не раз стяжавшие ему восторг его приятелей по кружку. Но странное дело: теперь эти воспоминания не грели его – напротив, ему хотелось избавиться от них, не видеть их вовсе. «Ну, допустим... так у нас же ни опыта, ни подготовки! Вдвоём? Массы нужны. И вообще, не время ещё. Толку сейчас что-то... а если не для этого зовёт, то зачем ещё? Как сердце в ушах колотит!»
– Слушай, я сегодня не могу.

***
Возвратясь в свою комнату следующим вечером, по завершении трудового дня, Тедиум ещё испытывал неясное, то и дело возгоравшееся где-то в груди, тревожное томление. Но приятная усталость после несложной работы, которая и без того уже изрядно помогла выветриванию ненужных мыслей, и чуть не до идеального отточенное искусство объяснения собственных действий в свою же пользу, которому, после Великой Победы Добра, и детей, и взрослых обучали на специальных «антистрессовых курсах», возымели эффект. Спустя каких-то пару дней он уже с прежним пылом дискутировал, путешествовал по мирам «грёзы» в самых воинственных лицах и с упоением читал про исторических деятелей, осмелившихся противопоставить себя всему, чему только можно, и возвещавших новые ценности.

Так беззаботно жил он несколько месяцев, дисциплинируя дух и готовясь к тому, чтобы однажды враз переменить всё общество и задать ему, как он любил выражаться, «корректный исторический вектор». Но однажды, в самый неприметный день, какой-то неизвестный погиб при подрыве главной местной передающей станции, на целых две недели сделав невозможным для жителей города пользование «грёзой». Эти две недели, вынудившие горожан надолго остаться наедине с самими собой, многих привели к тяжёлой депрессии, а иные, из тех, что послабее, даже покончили с собой. Среди них был и Тедиум.