Обо всем сразу... Не знаю, когда я впервые понял, что я есть. Может, это понимание пришло, когда я произнес первое слово. Или пошел. Или когда стал ... Обо всем сразу...

Не знаю, когда я впервые понял, что я есть. Может, это понимание пришло, когда я произнес первое слово. Или пошел. Или когда стал помнить себя. А случилось это в день, когда меня повели в детский садик. Я упирался, ревел и натурально скандалил. Мама тащила меня за руку, и я, шкыркая сандалиями, ехал по асфальту, как на лыжах.
А может, я был всегда. Только до поры успешно прятался...
* * *
Моей первой влюбленностью была Олечка Писарева. Она была красива, надменна и, кажется, уже тогда знала себе цену. Не помню, что случилось с ней тем летом, только она заболела. И когда нашу группу повели гулять в лес (наш детский сад выезжал на лето в лесной лагерь у озера Лебяжье), Олечку оставили. Я, как поступают настоящие влюбленные, решил остаться с ней и тоже сказался больным.
– Ой, животик болит, о-ой, – ныл я.
Оставили и меня.
Когда группа вернулась, я был обнаружен спящим в постельке у Олечки. О сем инциденте было доложено моим родителям, и по приезду из лагеря я был выпорот. После чего дал клятвенное обещание не лежать с девочками в одной кроватке и не спать с ними. Обещание это я впоследствии нарушил...
* * *
В сквере возле нашего дома жили гномы. Я не раз видел их собственными глазами и даже пытался подружиться с ними. Частенько я лежал на животе, поджидая их выхода из пещерки под березой. И они выходили, одетые в бархатные камзольчики, штаны чуть ниже колен, полосатые чулки и башмачки с серебряными пряжками.
Гномы были моей тайной, ведь их не видел никто, кроме меня. Но однажды, уже учась в школе, я поделился этой тайной с одной девочкой.
– В гномов верят одни дураки. И придурки, – безапелляционно заявила она и подняла меня на смех. И я понял, что девчонкам доверять нельзя.
* * *
Вообще, между мужчинами и женщинами идет непримиримая и вечная война. Ведь они из разных миров.
Случаются перемирия и сделки, когда приходит чувство, что зовется любовью. Но даже любовный акт по сути своей агрессивен. И то, что следует за ним, отнюдь не похоже на вечный мир. К тому же любовь проходит...
Тот, что свел мужчину и женщину на одной планете, очевидно, хотел вывести некоего совершенного человека. Как Мичурин, скрещивающий разные виды растений и пытающийся получить новый и безупречный гибрид.
Не вышло...
* * *
При переезде на новую квартиру невесть куда подевалось детское корытце, некогда служившее мне и кроваткой, и ванной.
Пропали погремушки и обкусанная резиновая белочка. Она так пискляво вскрикивала, когда я бросал ее на пол. После чего ревел: мне, похоже, было жалко белочку. Когда ее возвращали, я выбрасывал ее снова. И опять ревел. Получается, я от рождения такой мазохист?
* * *
Мне было четырнадцать, когда умер отец. На поминках его друзья поголовно записывали меня в сыновья, обещая матери присматривать за мной. Ничего не говорил только дядя Миша. Кроме него, из друзей отца я потом больше никого не видел. А дядя Миша приходил к нам, когда я учился в школе и техникуме. Вместе с моими друзьями он проводил меня в армию. И встретил. Он перестал нас навещать, когда не слушаться ноги.
* * *
Не люблю командовать людьми. Не потому, что я такой шибко интеллигент. Считающий, будто подчинять себе людей противоречит людской природе. Нет, очень даже в природе. Но я не хочу командовать и подчинять. Просто не хочу, и все. Как не хотел профессор Преображенский из "Собачьего сердца" купить в пользу детей Германии несколько журналов по полтиннику штука.
* * *
Однажды, едучи в троллейбусе, я громко захохотал. Вспомнил что-то смешное. Вокруг меня тотчас образовалось пустое пространство, и какая-то женщина громко произнесла:
– Придурок...
Мне уже давно все равно что обо мне могут подумать незнакомые люди. Да и знакомые тоже. Есть лишь малый круг людей, мнение которых мне важно. Они поймут...
* * *
Вы не задумывались, куда деваются воздушные шарики, выпущенные в небо? А я знаю: преодолев нижние слои атмосферы, а потом и стратосферу, шарики попадают в космос и остаются в нем.
Воздушные шары в разное время видели астронавты Алан Шепард и Томас Райтер, которые поначалу приняли шарики за группу метеоритов. Райтер даже углядел ниточку, привязанную к шарику. Она была розового цвета. Наш космонавт Алексей Леонов запечатлел три белых шарика на своей картине "Бета в созвездии Лиры". А на картине "Человек над планетой" Леонов изобразил космонавта, пытающегося поймать воздушный шарик в открытом космосе.
* * *
Почему, когда до мечтаемого остается один шаг, мы зачастую не делаем его? Не потому, что трудно. И не потому, что боязно...
А может, мы попросту не хотим расставаться с мечтой? И стремление к достижению цели важнее самой цели?
Я несколько раз все же делал такие шаги. И результат приносил мне лишь мимолетную радость. И массу ненужных забот.
* * *
Вчера я строил в зеркале сам себе рожи и хохотал. Хорошо, что не было никого из домашних. Впрочем, если бы они и были, я бы все равно строил рожи и хохотал. Придурок, одним словом...

Раздражение: откуда оно берется? Раздражение – штука неприятная. Самочувствие оставляет желать лучшего, настроение ни к черту, ничего не радует. А ... Раздражение: откуда оно берется?

Раздражение – штука неприятная. Самочувствие оставляет желать лучшего, настроение ни к черту, ничего не радует. А все потому, что наше бытие какое-то несовершенное...

На работе шеф-самодур по пояс деревянный, то есть полный придурок; кассирша в магазине хамка да еще и новенькая, делает все медленно и очень небрежно... Жена толстая, любовница надоела, а новую искать желания нет; денег в обрез, сметана в холодильнике прокисла, кот на лоджии навалил какашек... Словом, полный кирдык.

А как было бы хорошо, если бы люди были умными и добрыми, а пробок на дорогах не было бы. Хорошенькие женщины улыбались бы в ответ и охотно принимали ваши приглашения полежать вместе и поговорить о сущности бытия. И чтобы ничего не прокисало, не пропадало невесть куда, чтобы потом было не найти, а еда всегда была бы вкусной и в меру подсоленной.

Ан нет. Не бывает так. Почему-то. А если и бывает, то редко. Да и то это вам просто кажется...

Судите сами...

1.Утро

Надо вставать, а неохота. Бриться тоже лень. За окном серо, моросит дождь. Приводишь себя в порядок, одеваешься, завтракаешь. Хочется откушать икорки и балычка, на худой конец отварной телятинки или кусочек жареного поросенка с хрустящей корочкой под хренком, а приходится жевать черствый хлеб с заплаканным сыром, пролежавшим в холодильнике неделю. Да и не сыр это вовсе, а его подобие. Поскольку на настоящие сыры денег нет. Равно как и на настоящую колбасу.

Ладно, пора идти на работу. На лестничной площадке пакет с мусором. Лежит на самом видном месте. Наверное, кто-то садился в лифт и забыл. Или просто не захотел топать до мусорки, полагая, что уборщица подберет.

В лифте стоит резкий запах парфюма. Такой, что слезятся глаза и рвется кашель. Уж лучше бы пахло мочою... Скорее бы на воздух.

У подъезда копошатся собаки. Черные, злые. Они сначала подозрительно смотрят на вас, а потом начинают лаять. Громко, с надрывом. Того и гляди, что сейчас начнут кусать за ноги...

Думаете, от всего этого веет радостью и душевным покоем? Отнюдь. В душе поднимается раздражение, и начинаешь понимать тех старух, которые, охая и стеная, призывают Вседержителя, чтобы он поскорее прибрал их к себе.

2. День

На работе завал. Да еще ушлый заместитель начальника пытается скинуть на тебя свою работу, которую он должен исполнять, согласно условиям трудового договора. А ты, согласно тем же условиям, не должен.

Что делать? Согласиться? Тогда заместитель шефа все время станет скидывать на тебя свою работу. И ты будешь делать ее бесплатно. В конечном итоге он, ехидно посмеиваясь, сядет тебе на шею и поедет, свесив ножки.

А может, отказаться? Сказать: "шиш тебе, наглец эдакий, не буду делать за тебя твою работу"! Дескать, я вам не лох какой-нибудь, права свои знаю. Тогда не видать квартальной премии. И вообще ничего хорошего не видать...

Еще кто-то шарился в компьютере. Что ему было нужно? Теперь комп все время зависает. Надо идти к программисту, упрашивать его посмотреть машину. А он парень капризный, будет ломаться. Потом снисходительно согласится посмотреть компьютер, и у тебя будет такое чувство, что тебя облагодетельствовали. И ты теперь тоже обязан сделать компьютерщику что-то хорошее...

В столовой на обед давали картофельное пюре и курицу, жареную, похоже, на машинном масле. А салат из сырой капусты и резиновых кругляков редиса попросту невозможно было есть. И все это удовольствие стоило больше сотни. Нет, обед настроения не улучшил...

В конце рабочего дня шеф объявляет совещание. И минут сорок толчет воду в ступе, упиваясь извлечением слов и складыванием их в предложения. Хочется поскорее домой, на диван. А шеф со своими "производственными показателями, кривая которых застыла еще в феврале месяце" зудит и зудит. Вот, кажется, закончил. Аминь.

3. Вечер

Дома хорошо. Лучше, чем на работе. Правда, пакет с мусором так и остался стоять на лестничной площадке. И решительно начал вонять тухлой рыбой. Да еще сосед с семи до половины десятого вечера измывался над дрелью. После чего разболелись зубы. Сразу два. Надо выпить болеутоляющее. Но его нет. Еще вчера лежало вот на этом месте. Куда подевалось? Кто взял?

По телику сериал. Мария Шукшина играет подполковника полиции и начальника отдела убийств. Но реклама каждые пятнадцать минут. Если не чаще. Зла не хватает, ей-богу. Может, кинуть тапкой в экран?

Пора спать. А что подушка такая твердая?

4. Ночь

Это кто зудит прямо в ухо? Опять сосед за дрель взялся? Так нельзя же после одиннадцати шуметь. Нет, не сосед. Это комар, блин, зудит. Вот еще один прилетел. Теперь они вдвоем зудят. Когда пикируют. Откуда они взялись, на окошке же сетка противомоскитная стоит? Убью, гадов...

Молодняк орет на улице. Гогочут, как незнамо кто. Сколько же времени? Второй час? А чего они тогда орут? И музыка играет: дум-думц-дум. Наверное, из машины под окнами. Дверцы у нее нарочно открыты, чтобы было послышнее. И правда, слышно хорошо. Даже очень. Прямо в ушные перепонки: думц-дум-думц. Мама родная, когда ж все это закончится?

Само выскочило. Я не виноват... Хочу назад Память все чаще возвращает меня в прошлое. В детство и юность. И все чаще хочется пожить в том времени ... Само выскочило. Я не виноват...

Хочу назад

Память все чаще возвращает меня в прошлое. В детство и юность. И все чаще хочется пожить в том времени. Хотя бы годик. Или даже месячишко. Не потому, что был юн, трава была зеленее, и время шло медленнее. А потому, что когда я, будучи еще дошкольником, заблудился в чужом районе, нашедший меня милиционер притащил не в отделение милиции, как это делается ныне, а привел домой. И сдал меня с рук на руки бабушке. Которая спокойно отпускала меня гулять на улицу без присмотра, как это делали и родители. Поскольку случиться со мной ничего худого не могло. Педофилов-то не было. Да и слово такое мало кто знал. Машин было немного, и по тротуарам и газонам они не ездили. А что переходить дорогу надлежит строго на зеленый свет, я знал практически с пеленок. И уж тем паче никто не провожал и не встречал меня из школы. Сегодня такое поведение родителей можно посчитать в лучшем случае безответственным.

Еще неплохо бы пожить в том времени, чтобы поутру проснуться от усиленного лестничными маршами возгласа тетки-молочницы:
– Кому молока-а-а…
После чего получить на завтрак настоящее молоко, вкус которого сегодня напрочь забыт.

Чтобы испить томатного сока, налитого из стеклянной конусной колбы, бросив в него щепоть соли. Натурального сока, а не напитка из томатной пасты с добавлением консервантов, красителей и прочей хурмы. Помните: пей, сынок, томатный сок – будешь крепок и высок!

Чтобы не видеть железных дверей квартир и решеток на окнах первых двух этажей, и чтобы можно было положить ключ от квартиры под коврик или сунуть за дверной косяк. Как это делали многие из того времени. А от кого запираться? О бомжах да наркоманах и не слыхивали.

Чтобы все жители дома знали тебя, а ты знал бы всех, а не только соседей по лестничной площадке и соседа снизу.

Чтобы не бояться вечерами выходить на улицу, как это было совсем недавно, а кое-где наблюдается и сегодня. И чтобы всем были гарантированы жилье и работа, причем по специальности.

Чтобы по телеку не про Прохора Шаляпина и его престарелых теток, не про проституток (честных и искренних, в отличие от прочих представительниц женского пола) и не ток-шоу, исполненные пустословия, а добрые фильмы и умные познавательные программы.

Чтобы писать перьевой ручкой, нажимая, где нужно, и макая ее в керамическую чернильницу-непроливашку с фиолетовыми чернилами.

Чтобы вновь ощутить запахи карбида, брошенного в лужу, и влажного мела, когда ты водишь им по классной доске.

А как пахли девушки… Не какими-то там забугорными духами, кремами, маслами и прочим косметическим камуфляжем, от чего у граждан, едущих с такими особями в лифте, слезятся глаза и текут сопли. Тогдашние девушки пахли свежим яблочком!
Они были разными, хотя носили почти одинаковую одежду. Они ни на кого не походили, разве что на самих себя.
Они были наивны и жаждали любви, чего не скрывали. Были непритворно нежны и добры. И млели от поцелуев, не говоря о прочем. С ними было чертовски сладко.

Конечно, это не все, почему хочется в то время. А тех, кто его не застал, остается только пожалеть…

Человек, похожий на Швейка Последнее время я стал замечать, что мой кот смотрит на меня вполне осмысленным взором. Иногда он исполнен мудрости с ... Человек, похожий на Швейка

Последнее время я стал замечать, что мой кот смотрит на меня вполне осмысленным взором. Иногда он исполнен мудрости с оттенком сожаления. Наверное, в том, что я не могу знать того, что известно ему. Ведающему цену всему происходящему...
* * *
Давным-давно такой взгляд я видел у нашего местного дурачка. Он любил кататься на троллейбусе, и часто, когда нужно было ехать в школу, я видел его сидящим у окна. Место рядом было почти всегда свободно. Не потому, что дурачка боялись; он был совершенно безобиден. И не потому, что он был грязен, или от него дурно пахло. Одежда на нем была поношенная, но чистая, а пахло от него так, как пахнет от старушек, выходящих их церкви. Теперь-то я знаю, что это запах ладана.

Он катался на троллейбусе каждый день. Возможно, он ехал куда-то определенно, но это было никому не известно. Как было неизвестно, где он живет и как его зовут.

В нашем районе его знали все пацаны. Кондукторам он был известен тем более. Они его не выгоняли и, конечно, никогда не просили оплатить проезд.

У него было пухлое мясистое лицо и короткая седоватая щетина на голове, щеках и подбородке. Взгляд его был наивен, как у младенца. Он походил на Йозефа Швейка с картинок в книжке, которую я недавно прочитал.

Ему было все равно, что на нем надето.

Ему было безразлично, что о нем думают.

Он владел временем полностью и мог тратить его по личному усмотрению.

Он мог ехать куда угодно и сколько угодно. И не оплачивать проезд. А ведь на сэкономленную от проезда туда и обратно денежку можно было сходить в кино или откушать фруктового мороженого, запив его стаканом газировки с сиропом.

Кажется, я ему немного завидовал. А может, не я один...

Когда он входил в троллейбус, то прижимал указательный палец к губам и, двигая им вверх-вниз меж губ, издавал смешной звук:
– Бава-ава-ава-ава.

Если имелись свободные места, он садился у окошка и смотрел на улицу. Время от времени он прикладывал палец к губам: бава-ава-ава-ава. Иногда мы, мальчишки, завидев его, тоже прижимали палец к губам и издавали похожие звуки, как бы приветствуя его. И он обязательно отвечал нам этим самым бава-ава и счастливо улыбался.

Но однажды я поймал совсем иной его взгляд. Он тоже был мудрым. Но вместо сожаления в нем сквозила насмешка. Она не относилась лично ко мне. Она относилась ко всем и всему, что его окружало. Это продолжалось секунду, может, меньше. Но достаточно, чтобы удивиться и запомнить.
* * *
Сегодня кот снова посмотрел на меня, как смотрят на людей, ничего не смыслящих в жизни.
– Ну, это ты зря, – сказал я ему. После чего, насыпав полную чашку корма, вышел из дома.

Я дошел до остановки троллейбуса, дождался его и вошел в салон. Затем, оглядев немногих пассажиров, я прижал указательный палец к губам и, двигая им вверх-вниз, издал смешной звук:
– Бава-ава-ава-ава.
Потом сел у окна и стал смотреть на улицу.

Люди садились и выходили, а я ехал, глядя в окошко, время от времени прикладывая палец к губам: бава-ава-ава-ава.

Место рядом со мной было свободно...

На веревочках Он долго не хотел появляться на свет. Измучил женщину, хотевшую дать ему жизнь. Беспокоил врачей. Раздражал своим упрямством медсестер.  ... На веревочках

Он долго не хотел появляться на свет.
Измучил женщину, хотевшую дать ему жизнь.
Беспокоил врачей.
Раздражал своим упрямством медсестер.

Одна, попроще, думала:
"Дурачок, ему хотят подарить жизнь, а он упрямится".
Другая, с иным складом ума, которая раздражалась больше всех, думала иначе:
"Никуда ты не денешься. Мы живем – и ничего. И ты будешь жить. И нахлебаешься по полной"...

Пришлось пойти на крайности: он получил жизнь посредством хирургических инструментов, которые иногда применяются на допросах с пристрастием. Чтобы добыть нужные сведения от врага.

И он закричал и заплакал.

Подчиняясь законам природы, он рос, научился разговаривать, думать и хотеть.

Когда подошел срок, его привели в садик, и на капризное "не хочу" он получил ощутимый шлепок. Там он научился есть, когда не хочется, и спать в лучшую часть дня.

Скоро он пошел в школу и научился многому, чему учиться не хотелось, и в чем, как потом оказалось, не было особой надобности.

В установленный срок он пошел в армию и через определенное не им время вернулся домой.

Однажды его сильно избили. И не однажды – несильно.

Наделав глупостей по воле природы, он женился и завел семью.
Народил детей.
Выкормил их.
Определил в школу.
Оженил.
И постарел.
Его волосы убелились сединой.
Стало побаливать сердце.
И он слег.

Приезжали дети. Как положено у людей, тревожились и бегали по аптекам.
А он не хотел умирать.
Измучил детей.
Раздражал зятя и снох.

А потом к его изголовью подошла Смерть.

– Что, все? – спросил он.
– Все, – сказала Смерть.

И он закричал и заплакал...