Зацепиться за небо / #91

Видимость 10 тысяч, давление 780, взлёт штатный. «Боинг-747» набирает высоту и занимает эшелон. Казалось, ничто не испортит тот солнечный майский день.

«Мэйдэй! Мэйдэй! Мэйдэй!»

Жестокая ирония…

***

Рейс в Харбин. 360 человек летят на праздники в Поднебесную. Командир экипажа – Олег Серёгин, бывший военный лётчик. Его жена Нина – наш старший бортпроводник. Я в этом рейсе второй пилот. Электронная система ведёт лайнер чётко по маршруту. И вдруг – резкий рывок и сразу крен влево.

«Беру управление», – объявляет Серёгин.

Киваю, на мне связь и обработка сигналов. Датчики показывают пожар в двигателях 1 и 2, уходит гидравлика. За секунды лайнер теряет несколько сотен метров высоты. С огромным трудом, но мы возвращаем контроль над самолётом. И над собственным дыханием. Что это, чёрт возьми?

В кабине раздаётся звонок. Срывающийся голос Нины: «Слева оторвались оба двигателя».

Мы с Серёгиным переглядываемся. Это звучит немыслимо.

«Что ещё видно?»

«Из крыла идёт дым».

Час от часу.

«Нина, сфотографируй всё», – распоряжается командир.

Возможно, это будут последние снимки в её телефоне. Сколько у нас времени, пока крыло окончательно не сгорит?

Диспетчер даёт координаты ближайших аэропортов. Увы, повреждённый гигант не доберётся ни до одного из них. Садиться придётся в глухой тайге.

Я отрываю взгляд от панели, чтобы понять обстановку, и в последний момент замечаю, как под нами мелькнуло что-то – будто заросшая полоса.

«Ты видел?!»

Но Серёгин отрицательно машет головой: ничего не было, парень.

Показалось…

Зато впереди блестит серебристая лента. Что за река – неизвестно, связь потеряна. И всё же лучше, чем посадка в лесу. Переходим к снижению.

Разлив широкий, места достаточно. Но нас поджидает новая угроза. Сквозь зловещую прозрачность воды видны отмели. Это ошибка!

«Второй круг! Второй круг!» – проносится в голове. Но раненый великан уже не сможет поднять нас в небо.

Шанс приземлиться всего один. Серёгин выравнивает лайнер насколько возможно и объявляет, чтобы в салоне готовились к удару.

Не думал, что в такой ситуации в самолёте может быть так тихо. Нет криков, нет паники - все просто ждут своей участи. Молча.

По команде опускаю рычаг закрылков и в последний момент убираю газ. Это кажется верным решением. Господь, помоги нам!

Самолёт удачно приводняется в нескольких метрах от опасного участка. Все живы. Лишь несколько человек получают лёгкие ранения.

Это финал какой-то другой истории – не нашей… Много вы знаете авиакатастроф со счастливым концом?

«747-й» ударяется с такой силой, что пол в кабине, кажется, подлетает. Самолёт швыряет на несколько метров вверх, затем вниз – снова отскок. Нечеловеческая мощь заставляет многотонную махину скакать над водой, словно теннисный мячик. Четвёртый двигатель не заглох, он закручивает лайнер против часовой стрелки. Фюзеляж не выдерживает и разламывается пополам.

Нос резко зарывается в дно. Фон за стёклами на секунду становится алым. Я сижу, вишу или лежу - я не чувствую. Не понимаю. Но с этого места мне видно, как вращаясь проносится мимо хвостовая часть, а безудержная центробежная сила выбрасывает из неё оторванные ряды кресел вместе с пассажирами.

«Эй, ты как?» - Это приходит в себя Серёгин. – «Нина где?!»

***

Помню металл, порванный как бумага. Разбросанные на берегу тела… А дальше, как сцена из ночного кошмара – те, кого я мысленно похоронил, начали вдруг подниматься. Паренёк в пляжных шортах встал, поправил очки, уцелевшие разве что чудом, и, раскачиваясь словно пьяный, побрёл к лесу. Многим в тот день повезло. Но 9 человек мы всё-таки потеряли…

Нина выжила. Нас всех потом представили к наградам. Серёгины оба продолжили летать. Правда, в разных экипажах: всё-таки у них дети.

Я вернулся в авиацию через 3 года, на грузовые рейсы. Но каждый раз в день катастрофы я прихожу к какой-нибудь речке и пускаю блинчики. Камешки отскакивают от воды. Плюм-плюм-плюм.

Что если там, в тайге, всё же была полоса? Что если бы мы раньше заметили отмели?

Никакие награды не переубедят меня: мы могли сделать лучше.

Отправить донат автору