Бумеранг в ручье и над ручьём. Не прошло и года

На самом деле прошёл как раз год. С тех пор, как я по многочисленной просьбе пообещала выложить полный вариант моего иронического детектива. Что тут скажешь, я умею держать паузы, ambidekster и LOTEA не дадут соврать :). Почему так долго, объяснять ещё дольше, потому не буду.

И теперь, в преддверии следующего конкурса, как раз есть ещё время выполнить обещание. Ироничное совпадение, потому что грядущий конкурс накладывает ещё более жёсткие рамки по объёму, в которые я никак не пролезала со своим детективом в прошлый раз, и потому и отправила обрезанную часть, просто психанув. Ироничнее вдвойне, потому что на этот, грядущий, конкурс у меня сходу получилось написать историю, превышающую заданные 1,5 кзн всего на +/- 100 символов. Уроки учтены)

В общем, вот он, мой иронически-ироничный детектив, как обещала.

Для охочих докопаться до сути (с):
шмяк 1 https://advego.com/blog/read/ironic/7981910/,
шмяк 2 https://advego.com/blog/read/n...7936795/#comment8182

Бумеранг в ручье и над ручьём

Копна растрёпанных парчовых туч тяжёлым бременем давила на плечи Философкиной и уже основательно примяла её серую шляпку, из-за чего и выражение лица работницы малоизвестного сыскного бюро приобрело раздраженную помятость. Минуты едва ли тащились быстрее такси, на заднем сидении которого дама нервно пружинила, обуреваемая яростным нетерпением — первый вызов на этой неделе, пальто по случаю надела белое, а тут тянучка и вот-вот хлынет с неба. Решительно всё против неё!

«А Лизка-выскочка, небось, уже на всех парах мчит в Справедливцево на своем лисапеде. Ей все лавры, а мне пыль глотай! Ну что так долго?!» — внутренний голос накручивал Филю, срываясь на внутренний визг.

Но что это? По стеклу поползла первая капля дождя, ставшая последней в чаше терпения Философкиной.
— Да чёрт бы побрал и вас, и ваше ржавое корыто! Не может он по обочине объехать, тьху! — подытожила поездку Филя, выскакивая из машины. Секунду помешкав и поразмыслив, она смачно хлопнула дверью для пущего эффекту. Что она действительно любила по утрам, так это эпатировать и изумлять. И то был момент её триумфа, ведь в этот раз сыщица не забыла придержать полы пальто, так что в этот раз между захлопнутой дверью и салоном они не застряли. Опыт-с!

Правда, за триумфальное прощание с таксистом плата была всё же высока — до места происшествия пришлось селёдкой трястись в переполненной электричке. Но игра стоила свеч — у самурая нет цели, есть только путь. И в этот раз у Философкиной это были ж/д пути. Ну, а спешившись, она рысцой да переулками добралась до деревушки.

***
— Да они же всегда возвращались! Сколько земля стоит, возвращались и проплывали, а тут на тебе! — женщина невнятных лет как раз оторопело бросала риторические возгласы в растущую и успевшую разгудеться толпу.

«Кажется, успела».

Философкина приосанилась и лебедем проследовала в гущу событий. И всем, кому доставало вкуса оценить её манеру держаться, сразу становилось очевидно: сыщик идёт, не иначе, человек уважаемый и разумеющий, это вам не это, то-то!

Филя быстро оценила обстановку: ручей течёт оттуда, толпа собралась там-то, пострадавшая Глазова — явно дама, вопящая в центре. Детали важны. Вынула блокнот и рулетку, демонстрируя понимание серьезности момента и профессионализмъ. Затем, сделав два с половиной шага, очутилась вплотную над ручьём, возле которого собрались охочие докопаться до сути.

— Слушаю, — молвила она и устремила задумчивый взгляд вдаль, сложив руки за спиной и покачиваясь на ветру. Как если бы стояла на берегу бескрайнего океана, шепчущего в лицо пенные тайны и грохочущие откровения.

И тут все отдали ей должное — чтобы приобресть такой облик над ручьём, требовалась сноровка и, пожалуй, десяток-другой часов практики. И усилия себя окупили с лихвой — в этот раз её манера раскачиваться на ветру даже в безветренную погоду пришлась весьма кстати. В отличие от нескольких предыдущих попыток провернуть подобное по другим поводам, когда этот её стильный морской порыв должного отклика не нашёл и был принят оскорбительно прохладно. Но Философкину так просто с пути не сбить.

— Докладывайте, — сухо и едва слышно повторила Филя, не отводя взгляда от умозрительного океана, шепчущего тайны и откровения.

— Дык, не видать его по-прежнему, ваше благородие, как и рассказывала по телефону-с. Видать, до адресата-то он так и не долетел-то! — визгливая бездна обрушилась на Филю, принимать показания внезапно расхотелось. Но Лизка за ней, несомненно, уже наблюдала из толпы, посему отступать было некуда.

— Внимательно ли велось наблюдение? — уточнила Филя, изображая, что делает пометки в блокноте (он был куплен сегодня и писать в нём было пока жалко).
— Во все глаза! — выпучив глаза, горячо ответила Глазова.
— Возможно, вы, — Филя выставила в сторону Глазовой только подбородок, — слушали, — тут уже повернула голову, — но не слышали, как он проплывал? — на последнем слове она уже выразительно, вопросительно-снисходительно уставилась на пострадавшую.
— Дык, я ж по протоколу, ну… — Глазова смутилась, — как только он, собака, мою куру трактором задавил, так и села у ручья труп евойный выглядывать. Возместить-то он не возместил, ещё и словцо ввернул, паршивец. Да только ни бумеранга в небе, ни самого прохиндея в ручье как не бывало который день уж!
— А возмещения вы требовали? — решила добавить допросу обстоятельности Филя.
— Вот ещё! А закон о бумерангах на что ж? Эдак можно и до прямого контакта с обидчиком скатиться, на кой мне это надо, ну. Ещё и объясняйся с ним. Ну, нет — я уж по старинке. Всегда же проплывали и возвращались, а тут на тебе!

К неимоверной досаде Философкиной, собравшихся, очевидно, болтовня Глазовой и их собственные версии произошедшего (любительские и, конечно же, не заслуживающие никакого внимания) почему-то интересовали больше, чем её собственные, профессиональные и меткие как стрела умозаключения, пусть ещё и не озвученные. А с такой неблагодарной публикой озвученными им стать было просто не суждено. Но кто им доктор. Потому, предварительно изрядно оскорбившись, с опросом потерпевшей Филя решила закругляться.

— Угу, угу. Ну, здесь мне всё ясно. И слушала, и смотрела — дело раскрыто! Здесь речь идет о злостном уклонении от должностных обязанностей, — по толпе пронесся шепоток. — По регламенту труп врага обязан проплыть по ближайшему к пострадавшей водоёму и сделать это не позднее, чем рано или поздно. Пострадавшая уж сидела-сидела, а сейчас уже не рано — вон уж где солнце…

— Но вы же не осмотрели место предполагаемого уклонения, факт которого еще нужно доказа…
— А вот это видали? — Филя надменно помахала визиткой, на которой красовалась надпись: «Профессионал своего дела с дипломами-лицензиями и т.д., и т.п.».
— Но ведь вопрос с бумерангом ещё не…
— Не мешайте работать профессионалам! — взвизгнула Философкина, ловко пульнув визиткой в нагрудную пуговицу спросившего, — По сколько уж раз каждый из вас тут и пролетал, и проплывал, и у ручья высиживал — рука у меня уж набита, глаз намётан. Так что нечего мне тут.

Но для вида сыщица всё же прошлась вдоль берега. Ни бумеранга, ни трупа тракториста-лихача не наблюдалось. Потому Филя, сверкнув белым пальто и буркнув «Любопытненько», удалилась вверх по течению.

— Каков специалист! — послышался восхищенный шёпот сзади.
— Ну так, психо-философолог, понимать надо!
— И нумеролог, там с обратной стороны тоже написано. — Не оборачиваясь и продолжая удаляться, сдержанно, но с известной долей самолюбования, дополнила Филя.

Пройдя метров тридцать, сыщица таки обернулась проверить, нет ли за ней хвоста. Переждав за ольхой для верности, Философкина неспешно, чтобы не замарать пальто, хотела уж было направиться к ж/д станции. Но её планы нарушил хруст веток прямо за спиной — кто-то из зевак таки поплёлся за ней, не иначе. И когда она, раздосадованная этой пренеприятнейшей догадкой, по привычке закатила глаза, её взгляд зацепился за большую рыболовную сеть, полную трепыхающихся бумерангов. Здесь, прямо над ручьём по её правую руку, их трепыхалась целая стая, разных цветов и размеров, некоторые даже с орнаментами.

«Так вот почему последние пару недель до врагов жителей деревушки Справедливцы бумеранги не долетали. Потому и враги проплывать по ручью не спешили, как же им без бумерангов-то».

— Сколько ж их тут набралось-то за несколько дней! Однако, и много же у них врагов, у справедличван-то, — себе под нос пробормотала Филя.

Вспомнив о хрусте веток, оглянулась по сторонам, но инспекция местности результатов не дала — ничего подозрительного видно не было. Возвращаться и сообщать о своей находке Филе жуть как не хотелось — вердикт по делу уже был оглашён. Слово своё она уже сказала, а держать его сыщица умела — профессиональное.

Но бумеранг для соседа Глазовой она всё же решила найти и запустить — в счет полученной предоплаты, справедливости ради. Ну и не пропадать же пальтишку-то. С такими мыслями и преисполненная чувством собственного величия и благородного человеколюбия (как и всегда на заданиях) Филя вскарабкалась по горе хлама, на которой была установлена сеть с трепыхающимися бумерангами, и начала поиски нужного.

Но орудие возмездия для обидчика Глазовой обнаруживаться решительно отказывалось. И тут, как назло, Философкина, решив проинспектировать местность повторно уже с высоты, поскользнулась и, выполнив пару кульбитов без тени грациозности, с шумом-гамом проехалась по хламу в самый низ горы. Чертыхаясь, а местами и матерясь на чём свет стоит, она решила обойти гору вокруг и позаглядывать в сам ручей — авось куда-то этот *** да *** бумеранг да завалился.

За потугами Фильки с нескрываемым любопытством как раз из-за той самой ольхи наблюдал старец, стоявший чуть поодаль с самого приезда Философкиной. Он зорко следил за каждым её движением с самого начала истории, но стоял при этом (весьма предусмотрительно) за спинами справедливчан, подошедших последними — вдалеке. И каким-то загадочным образом очутился этот старец аккурат за спиной Философкиной. И сделал он это как раз в момент, когда Филя, не удержавшись за корягу, торчащую между старым холодильником и, вероятно, древним комодом, была готова рухнуть в ручей вместе со всей этой рухлядью.

— Неужто всё бумеранг той сердешной разглядеть пытаешься? Не местная, как я погляжу?

— То-то, я смотрю, вы всё глядите и глядите с самого моего приезда. — вспыхнула Филя, — Да-да, милейший, всё я вижу и всё-то подмечаю, работа такая, знаете ли. Само собою, эта немаловажная деталь не укрылась от моего профессионально-опытного, сыщицкого, так сказать, взора. Видавшего разное и всякое, и перед коим чего только не представало. Насмотренность называется, слыхали такое? — на предпоследнем слове она даже подняла вверх указующий перст.

— Который уж раз ты в ручей наш заглядываешь, одиннадцатый, поди? — он, как будто не слыша её вопроса, подозрительно игриво хмыкнул в подозрительно топорщащиеся желтоватые усы, — Да, я считал, грамоте обучен, — здесь он даже самодовольно приосанился, — уж что-что, а до десяти в здешних краях все считать умеют.

Филя раздражённо отмахнулась и продолжила карабкаться на гору хлама.

— Ручей-то наш только десять отражений показывает. Так и называется — ручей десяти отражений. И ты бы это знала, Философкина, если бы хоть иногда заглядывала в свою папочку, а не просто таскала её с собой для стилю.

Филю словно пронзила молния, она замерла на горе хлама и мокрых бумерангов, уставившись на деда. А дед, не глядя на неё, самодовольно продолжал.

— Ничего-то ты не увидишь там ужо, Философкина, ничегошеньки, как и на прошлом выезде в Белибердищенск позавчера. Она думала, что проверила документы в папке, а на самом деле не проверила, ахаха… — Тут дед хохотнул, явно увлёкшись. Спохватился, но было уже поздно.

Филя усилием воли и практически без внешних проявлений взяла себя в руки и требовательно, с нажимом, затараторила.

— Откуда вам известны детали дела о белибердищенских бородачах, любезнейший? Подите вон! Что это вы удумали следствию мешать? И вообще у вас вон ус… отклеился! — здесь она замерла от пронзившей сыщицкое сердце догадки и на последнем слове оторопело опустилась на древний комодик, так кстати подвернувшийся как раз рядом. Но тут же вскочила — уже через доли секунды её обуяла возмущенная целеустремлённость, какой не видывали ни Справедливцы, ни их окрестности.

— Ах ты, Лииизка! Аххх! Паскууудница! — возопила Философкина, быстро придя в себя, — Ты и здесь меня подсиживать удумала?! — и с возмущенным воплем «Ну, я тебя, сссаббака... [зацензурено]!» наспех и с остервенением выломала веточку ольхи и пустилась в погоню за дедом, рассекая пространство веткой, аки саблей. А лже-дед, не долго думая, что есть духу припустил в сторону ж/д станции, на ходу скидывая с себя видавший виды бушлат.

Лизка (это была действительно она) вскочила на лисапед, поджидавший её у ольхи, и что есть мочи дала по газам в надежде добраться до сыщицкой агенции раньше Философкиной. Очередная работа под прикрытием была в очередной раз сорвана под давлением неискоренимого желания позлорадничать над Филей. И перед очередной головомойкой по этому из раза в раз повторяющемуся поводу нужно было придумать что-то поубедительнее, чем позавчера.

— Куда?! Бушлат верни, окаянная! И ушанку, ушанка-то казенная! — Филю, отчаявшуюся догнать ушлую беглянку, обогнал бодрый старичок в таком же бушлате. Поймав её озадаченный взгляд, дед лишь фыркнул, поднимая и отряхивая выброшенное Лизкой пальто.

— Да что здесь, с позволения, происходит, в конце-то концов?! — взнегодовала Философкина, уже даже не пытаясь сдержать разбушевавшееся море возмущения, — один дед оказался фальшивкой и сбежал, но с ним я в агенции разберусь. Теперь вы вот под ногами путаетесь, носитесь, аки прыткий молодчик. Ну-ка, дайте-ка я и ваших усов подлинность засвидетельствую!

И с этими словами Филя начала кампанию по поимке деда за номером два. Но и тот оказался слишком проворным для преследователя, следящего больше не за объектом погони, а за тем, чтобы не замарать и не промочить полы пальто. Удалившись на безопасное расстояние, дед выкрикнул: «А вы бы лучше, уважаемая, прекратили тут шнырять. Это, между прочим, частная собственность. Нечего тут крутиться. Моя это сеть и лазать на неё я вам не дозволял. Проваливайте по добру по здорову, как заведующий вам повелеваю».

Этот поворот озадачил сыщицу, но не надолго.

— Ишь ты, повелевает он, — возмутилась Филя, — И чем это вы, позвольте поинтересоваться, заведуете тут, во чистом поле-то?
— А перемещением бумерангов по ручью о десяти отражениях и заведую, так-то. Вторую неделю уж как назначен. Нечего сюда нос свой совать. Повадились городские вертихвостки одна за одной, одна за одной тут вынюхивать. Ходют и ходют, ходют и ходют! И без вас работы невпроворот. Вот! — и скрутил дулю.
— Погодите, — смекнула Филя, — Сколько приезжаю сюда по делам о бумерангах, а это, на минуточку, каждую неделю, ни разу вас здесь не встречала. Этот факт не укрылся бы от моего профессионально-опытного, сыщицкого, так сказать, взо…
— Так ты ни разу сюда и не доходила. Сама знаешь, — перебив её, укоризненно подметил дед, — у ручья покрутилась, пальтишком своим сверкнула, да сразу на электричку шагала и была такова.

— Я попросила бы?! — Филя изобразила удивление, достойное лучших из столичных драмкружков, — Не может быть, чтобы я проходила здесь столько раз и ничего не подмечала. Всё-то я вижу, и всё-то подмечаю. Это, знаете ли, профессионально…
— Ну, да, ну, да. Как ты там говорила Глазовой — что она слушала, но не слышала? Вот и ты смотрела и не видела. Есть у меня одна догадка на этот счет. Сдается мне, ты забесплатно по сторонам не смотришь и шагу лишнего не сделаешь. Так что удивляться тут нечему. Какие дела, такие и сыщики, ай-яй-яй.
— Да что вы себе… — начала, было Филя возмущенную тираду, но быстро свернула её, недовольно свернув и руки на груди и даже вздохнув. Уж больно наблюдателен и осведомлен оказался дедок, спорить было не с чем. Но, секунду поразмыслив (потому что обычно дольше секунды Филя этим не занималась), сыщица, прищурившись, всё же предприняла последнюю попытку отбрехаться. Хоть отпираться было и бесполезно.

— Хотите сказать, справедливчане не знают о вашей сети? Она же всего в тридцати метрах от села.
— Не знают, ни к чему им. Оне сюда носа не кажут — все по кругу один за одним проплывают-пролетают, с формальностями ты разбираешься, и всё на том. Остальное им не интересно. А в сеть не все бумеранги пока попадают, надо бы повыше перевесить. Так что пока что-то долетает до Справедливцев, а затем и доплывает. Так и живём.
— Это да, да… А вот по долгу службы поинтересуюсь: а сеточку-то на кой вы повешали? — Филя решила умаслить деда с дипломатическим умыслом и замыслом и зашла издалека.

— Да заладили они летать и плескаться по кругу, ей-богу! А ручей у нас по кругу кольцом и течёт, как назло. Работа встала! Хлеб не печется, дети не делаются, дороги и штаны не латаются. Никуда не годится, одним словом. Так они на том не остановились — мало того, что из-за каждого чиха сиднем сидят у ручья, бумеранги высматривают и проклятья мечут.
— Да что вы говорите, быть не может! — мелодраматично проявила заинтересованность Филя, широким жестом возложив руку между ключиц.
— Да-да, им враги теперь на каждом шагу просто чудятся. А они и рады обиды изображать, посклочничать и посплетничать лишний раз.
— А как же они уклоняются тогда, помилуйте? — зашла с козырей Филя. Она который день никак не могла выяснить, как справедливчане это проворачивают, а тут такой случай взять и выяснить.

— Да кто уклоняется-то? Это ж ты эту формулировку и выдумала для отвода глаз, дурацкую, надо сказать. А она и прижилась! Не уклоняются, им только в радость позапускать да поплескаться. Лишний повод от дел отлинять. Кому говорю, штаны не латаются, пироги не пекутся… Да что рассказывать, ты бы сама всё это знала, если бы слышала и видела, а не пальто выгуливала. — и дед гневно всплеснул рукой.
Добавить к этому было нечего что деду, что Философкиной. Постояли немного молча.

Тирада деда была оскорбительна донельзя, но в целом правдива, а потому не прямо чтобы ужас-ужас как обидна. Но стерпела Филя не во имя успокоения Глазовой и даже не ради своего и без того уже подмоченного, с какой стороны ни глянь, реноме. Перед сыщицей открывалась прекрасная возможность увязать в сознании масс своевременную оплату её услуг и чудесное восстановление справедливости (какой она представлялась справедливчанам). Такую возможность упускать было нельзя, и Филя начала активно инвестировать в будущее.

— Ну, так, может, уважим старушку-то? — начала, было, Философкина издалека, — Вон как изводится, аж сюда слышно.
— Нет! И не проси! Задавленная кура — это, вообще-то, бумеранг Глазовой за картопельку, которой она полтора мешка у Кровельщикова о прошлой неделе на огороде накопала. Коварно, под покровом ночи, по предварительному сговору с Лебёдкиной, небезызвестной картофельной рецедивисткой. Мне-то отсюда огороды, как на ладони. Так что…
— Да знаю, знаю я! — не выдержала Филя, — Но она же заплати-и-ила, это такая редкость для справедливчан! Ну? В качестве исключения. — и здесь сыщица сделала совершенно не характерное для неё на удивление вежливое выражение лица, грозящее не ровен час перейти в льстиво-заискивающее.

После недолгого, но напряжённого молчания и игры в гляделки дед под гнётом обстоятельств, а именно льстиво-заискивающего выражения лица сыщицы, таки смягчился.

— Ладно уж, раз принесла тебя нелёгкая к моей горе, забирай бумеранг для своей Глазовой и чтоб ноги твоей здесь больше не было. И в следующий раз сюда соваться не думай, это акция разовая. За увеселительные, так сказать, мероприятия с погонями и практически перестрелками. А гору свою я перепрячу, так и знай.
— Больно надо, — снова вспыхнула Филя, — всё равно они платят не все и не всегда. Искать не стану, не извольте беспокоиться.

А про себя прикинула: гора всё равно так или иначе должна быть недалеко и вверх по течению от деревни — далеко не убежишь. Но вслух это прозвучало куда покладистее: «Так а как, говорите, определить, какой из них от Глазовой подозреваемому предназначался?».
— Здрасьте, пожалуйста! Ты чем слушала тётку-то? С курочками по периметру смотри, с курочками.
— Так здесь с курочками полно их!
— Вот же ж! Всему учи её, всё показывай. А ты смекалку прояви. Чему вас только, дурёх, учат в университетах ваших! Для Глазовой-то — такие, пучеглазенькие должны быть. Вот же он, глаза-то разуй, ну!
— Я бы попросила бы. Между прочим…
— Между прочим забирай свой бумеранг и уходи по добру по здорову, а то ведь я могу и передумать. — грозно пробухтел дед.
— Да не мой он, не мой.
«Это как посмотреть».

***

А тем временем на месте происшествия, оставленном Филей на произвол, развернулась бурная деятельность. Любопытство так и витало над Справедливцами — очень скоро возле места происшествия выстроилась сороконожка очереди из охочих докопаться до сути.

Каждый надеялся, что ему-то удастся-таки разглядеть труп врага Глазовой в ручье, что он там всё-таки есть. Кто-то даже предлагал метóды по его обнаружению и поимке, выдвигал версии, объясняющие его задержку и предположительную пропажу — в камышах-де он затерялся, течением снесло или корягой привалило. Но все, кто заглядывал в ручей с этой целью, видели лишь свои отражения, а вот дно ручья их взорам было недоступно. Что было странно, ведь ручей возле Справедливцев тёк неглубокий. Возможно, так происходило потому, что нет большего врага для граждан такого толка, чем они сами. И каждый из них сам себе злостный бумеранг.

Такой вот круговорот бумерангов в природе произошел близ села Справедливцы. Одни не долетали, другие не отражались, а третьи бегали вдоль того самого ручья. И тем, что бегали и не отражались, трупов своих врагов дождаться было никак не суждено.

Но даже в очередной раз вдоволь наговорившись о происшествии сначала у самого ручья, а затем по кабакам и закоулкам Справедливцев, никто из справедливчан не задался вопросом: почему на вызов по поводу бумерангов каждый раз приезжает Философкина. И каждый раз возвращается, подолгу кружит над ручьем, ничего не решает и улетает стремглав.

Потом в газете «Правда-правда» писали, что одному трактористу из Справедливцев бумеранг, пусть и с задержками, но прилетел. Аккурат в грудь вошёл, сантиметров на десять, отчего все его куры тотчас и померли, а вот он жив остался — в назидание. Правда-правда.